Сибирские огни № 011 - 1990

Разом отключенный от учебников, Вася понял, что притащился Линкин отец, и ждал с досадой, когда Мотя выгонит его и восстано­ вит покой, — Лида Александровна, поди помоги! Это взывание к маме, а не к нему, еще, что ли, ребенку, по Мо- тиным понятиям, задело Васю, хотя он не представлял себе, как и зачем мог бы вмешаться. Строго, по-учительски, мама сказала: — Немедленно уйдите, пожалуйста. Не мешайте нам жить. — Пущай малость денег отдаст, — беззлобно ответил мужик. — Жди, как же!.. — На ваши деньги Мотя содержит ребенка, — покрыл Мотин вскрик мамин голос. — Ничего она вам не отдаст. — Отда-аст, — с насмешливой угрозой сказал мужик, и Васю возмутила именно спокойная издевка, уверенность в своем праве. — Линочка — ваша дочь, в конце концов. Ну, конечно, мама развела свою интеллигентскую канитель. — До-очь! — презрительно протянул мужик. — Да это я спья­ ну полез на такую мордень, сослепу... Глянь, хозяйка, сама — на такую уродку разве стрезва полезешь? Вася с треском распахнул свою дверь, желая одного — заткнуть мужику рот, отвлечь его от таких слов, от самого больного для Моти, самого неприкасаемого. Да разве можно говорить женщине, что она уродка? Это все равно, что смеяться над безногим, над непоправи­ мым несчастьем!.. — Вася, я не знаю, что делать, — отдаленно услышал он обра­ щенную к нему мамину жалобу, а следом довольно спокойные слова Моти: — Глянь, красавец нашелся, пьяна морда! Необидчивость Моти поразила, но Вася уже не мог, не хотел остановиться, он уже не помнил себя, исчез, превратился только в функцию ярости. — Пошел вон, гад! — заорал он, с налету толкая мужика в грудь. — Ну, ну, — пробормотал тот, откачнувшись, отступая на лест­ ничную площадку. — Ты откель выскочил? Лишь когда мужик попятился, Вася вновь ощутил себя, почув­ ствовал свои выпученные до рези глаза, которые так и рвались из орбит, чтобы прожечь эту белую физиономию. Впервые Вася мель­ ком сопоставил силы. Мужик был, может, не намного выше его, нс плечистей, плотней. Лицо его, вялое, пьяное, показалось красивым. — Ладно, уродка, попомнишь. Развитым мальчишеским инстинктом Вася понял, что драки не будет, и заорал: — Пошел вон! И еще толкнул мужика. Тот позапинался нетвердыми ногами на ребрах нескольких ступенек, но ухватился за перила, обвис, потом, перебирая руками, выпрямился и задом стал спускаться. — Сам попомнишь, если еще раз придешь, — пригрозил Вася и захлопнул дверь. Унимая себя, он огляделся и увидел испуганно-признательные, большие серые глаза мамы. Мотя, успокаивая ревущую Линку, ска­ зала из кухни: — Спасибо-те, Вася. Зря ты его по роже не стукнул. — Ладно, больше не явится, — самоуверенно заявил Вася, удивляясь своей бескровной победе. Он никогда не считал себя храбрецом, а наоборот, подозревал в себе тайную трусость. Да и сейчас — можно ли назвать храбростью нерассчитанную, неконтролируемую вспышку? Кажется, именно это называют в книгах слепою яростью? Ей бывают подвержены и трусливые.