Сибирские огни № 011 - 1990
Не впервые у него, не впервые зарождалась такая тайна. Он вот не помнит сам себя, какой был малышом, не запомнил и облика девочки, но отчетливо отложилось не в зрительной памяти, а в бо лее прочной памяти ощущений томительное влечение к чему-то про зрачному, розовому, неприкасаемому. Позже совместилась с этим томлением Катерина из гоголевской «Страшной мести» — прозрач ная, трепещущая, как душа ее, вызванная колдуном в келью черно го замка; когда беснуется колдун, то душа Катерины колышется — от движения воздуха, от ужаса, от беззащитности... Прозрачные гу бы ее бледно алеют, будто на бесцветном утреннем небе проступает едва приметный свет зари... Эту прекрасную и жуткую повесть мама когда-то прочла семилетнему Васе. Уже четвероклассником сидел он за одной партой с девочкой, которая и теперь вспоминается в реальных подробностях, хотя тоже как бы подернутых розовой прозрачностью. Ее рыжие пышные во лосы походили на пронизанный солнцем туман, голубые глаза были с рыжим отливом, на белом, сметанном лице выделялись пунцовые губы. От ее яркого вида, от слабого веяния взрослых духов Васю охватывало томление, приятное, как легкая болезнь, от которой не тяжело, не больно, которою тянет болеть. Кажется, как раз во время такой — действительной — легкой болезни Вася валялся дома в праздной выключенное™ из всяких железных распорядков и читал роман Бориса Лавренева «Крушение республики Итль». Было это два года назад, в шестом классе. Лавренев здорово закрутил приключенчески-комический сю жет, да еще полно было в книжке остроумных словечек. Но среди приключений, драк и стрельбы непрерывно вилась в романе, как бы сказать, женская линия. Ее нельзя назвать любов ной линией, потому что у Лавренева ни один герой не мучился лю бовью так, как Татьяна Ларина или Павка Корчагин. «— Господи, помилуй! — сказала она, томно потянувшись и показывая министру народного просвещения великолепную линию спины в вырезе платья...» Вася раз наткнулся на эту спину, другой — и внимание заострилось на том, что в знакомых по литературе ситуациях, когда героям полагалось предаться томлению любви, они предаются разглядыванию женской спины. «Вечный поединок зрачков, такой волнующий и острый, — первая не выдержала незнакомка. На лице ее запылала утренняя за ря смущения, она крикнула что-то кучеру и повернулась к офицеру спиной»... Робкий поединок зрачков, после чего так ощутимо вспыхивает румянец, будто налипает, наклеивается на щеки, — это Васе было знакомо, это и бывало началом влюбленности в девочку. Однако в романе все опять переключалось на разглядывание: «Но, увы, дочь главы республики забыла, что такой маневр не спасает положения. Глубокий вырез платья показал баронету неподражаемую линию спины... Он шумно вздохнул и впился глазами в эту линию». Васю в конце концов начала волновать эта спина, притягиваю щая к себе мужские взгляды. Он не отрывался от страницы, но где-то на втором плане сознания возникали знакомые женщины на даче^ ког да они в трусах и бюстгальтерах купались или играли в волейбол. Конечно, тянуло к ним какое-то любопытство, но женщин было мно го, прыгали они и бегали с такой непосредственностью среди муж чин, что Вася ни на что конкретное и не заглядывался. «Софи сидела на диване в чрезвычайно прозрачной батистовой сорочке, свесив пухлые ножки на мягкую шкуру... Президент курил, а свободной от папиросы рукой методически гладил спину своей фаворитки, пышную и нежную, как сметана». До этой странички Вася, все обостренней, следовал лишь за взо рами министра просвещения и Фреди. Но вот рука президента легла на голую спину, и Вася собственною рукой ощутил неиспытанное
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2