Сибирские огни № 011 - 1990
зунга. Конечно, все кинулись искать эти тетрадки, но, увы, не на шли ни одной. Потом в школьном коридоре на месте портрета Молотова оста лось темное пятно с гвоздем. Все было удивились: «Ого! и этот по пался!» Однако на следующий день пятно закрыли другим портре том того же Молотова. И опять из неведомого источника распро странилось объяснение: враги так отретушировали прежнюю фото графию, что галстук Молотова оказался усеянным мелкими свасти ками. И ребята по-охотницки досадовали — как это они зря пробе гали сотни раз мимо такой уникальной фотографии! А теперь вот и Вася — напачкал так уж напачкал в тетрадку! Безмолвным, тайным током он как бы сообщился с отцом, аресто ванным. вместе со многими в прошлом году, как бы сам вдруг по знал опасливую и отчаянную тягость быть врагом народа. Отец, давно разошедшийся с мамой, жил не с ними, и арест его был невидим и безмолвен. Но и в Васином доме почти из всех квар тир забрали отцов. И не стало страшнее места на земле, чем лестнич ные площадки своего подъезда. Вася весь сжимался в комочек как заяц, когда поднимался домой, на четвертый этаж,^мимо безжизнен ных дверей с мертвецами... Из любой двери мог выйти человек в фу ражке с красным околыхпем и синим верхом и поймать его, недо- ловленного Васю, вместе с мамой. Это был самый ужасный страх за все его детство. Никто никог да не узнал, что Вася подвержен такому заячьему, загнанному стра ху. Только наедине с собой, в свои пятнадцать лет, перестрадалось это, перестыдилось, перегорело. Уже почти год прошел после ареста отца, те квартиры заселили новые люди, и не скакал больше сжа тым комочком Вася от площадки к площадке. Но сегодня сам вот влез в тот полузабытый кошмар. — Чего это он у тебя тетрадку взял? — спросил сосед по парте Федя Данилов, простолицый, с напористыми скулами и коротким крепким носом, одетый бедновато: в перелицованный пиджак, в не модные, тупоносые и тяжелые, ботинки. — Черт его знает, может, конспекты проверить решил. — Поди, опять твоим примером в глаза нам тыкать будет? _ Может, и так, — ответил Вася, про себя зная зловещую дву смысленность Фединого вопроса. Звонок с последнего урока подобен выстрелу стартового писто лета, когда враз срываются истомившиеся спортсмены и тишина сотрясается гомоном болельщиков... Хлопают крышки парт, Балан дин потягивается во весь рост, расправляя члены, затекшие от оков парты, у двери плотно перемешиваются ребята и девочки в разгоря ченной толкучке. Федя Данилов, опираясь о две парты на вытяну тых руках, выбрасывает свое тело в проход, через освободившееся Васино место. Вася на этот раз ведет себя меланхолически, раздумывая —- сказать или нет друзьям о происшествии. Собственно, рассказывать нечего, никакого Троцкого он и не думал рисовать, и вообще неиз вестно, зачем Николай Иванович взял тетрадку. Сквозь гомон целенаправленно дошел голос Веры, мягкий, дев чоночий по тембру, но командирский по интонации: — Вася, останься. Светлые волосы у нее, зачесанные набок, прикрывают одним волнистым росчерком висок и щеку; кармашки гимнастерки на гру ди приподняты, выпуклы, значок «БГТО» висит, изогнув цепочку по выпуклости. Подходит Юрка и, сутулясь, словно чтобы не оскорбить приятеля превосходством в росте, спрашивает: — Тебя ждать? — Да нет уж, не надо ждать меня. — И Вася опять улавливает многозначительную обреченность в своей простой фразе.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2