Сибирские огни № 011 - 1990
— Баландин, сядь прилично. Юрка с притворным изумлением поглядел медлительно на сосе дей слева и справа, пожевал губами, походил челюстью и опять скрючился над своим местом, тесным ему по габаритам. Такое свойство историка — отвернуться от класса, но видеть все вначале вызывало суеверную почтительность, потом породило гипотезы. Но однажды знаток точных наук и сам очкарик Тодик Фильней вернул к материализму мистические домыслы. Не правда ли, Николай Иванович, — спросил он, вежливо сдерживая уличающий тон, — что в стеклах очков вам изнутри вид но отражение класса, когда вы стоите к нам спиной? Конечно, — буркнул Николай Иванович без всякого выра жения. После этого репутация самого умного в классе еще прочнее за крепилась за Тодькой. Вера Стрельцова подмигнула Васе серым глазом со светлыми ресницами — групкомсорг одобряла старосту класса. Белая, чуть полноватая шея Веры выглядела особенно нежной по контрасту с облегавшим ее мужественным воротником гимнастерки. Историк начал новый урок. Когда он рассказывал сам, то не стоял у окна, а, наоборот, непрерывно ходил — и вдоль доски, до самых дверей, будто собирался уйти, и по проходам между рядами парт, вплоть до задней глухой стены. Вася бездумно водил пером на полях своей тетрадки по истории, как бы разминаясь, что ли, перед тем, как начать записывать рас сказ учителя. Была у него такая придурь, и немка Агнесса Марков на — настоящая немка, эмигрантка из фашистской Германии — го ворила с огорчением: — Москалев, ты зачем опять напачкал в тетрадку? А сейчас, тем более, шло в нем внутреннее расслабление. Вроде отвечал он уверенно, без «мандраже», но, должно быть, увлечен ность тоже создает напряжение. И не физически, а где-то в нервах он будто налаживал сбитое дыхание. Он машинально вывел как можно более нежный профиль. При рисовал к нему гимнастерку, и от этого сочетания профиль вдруг объявился кощунственно грубым, с круглым, как у рыбы, глазом... Рисовать-то Вася вовсе не умел... Спеша устранить безобразное иска жение, он ожесточенно взбил шевелюру над профилем, закрыл под бородок острой бородкой, а на петлицах гимнастерки заодно начер тил четыре ромба — знак командарма. В проходе проплыл было мимо синий пиджак Сизова, но задер жался; на уровне Васиного лица обозначилась рука, сунутая в бо ковой карман, а голос размеренно продолжал рассказ. Вася поднял голову и проследил строгий взгляд выпуклых глаз учителя. Словно по лучу этого взгляда он съехал вниз, к своей тетрадке, где и уви дел глазами Николая Ивановича профиль Троцкого... Сизов взял тетрадку, не переставая рассказывать, прошел мимо своего стола и положил ее в портфель. Вася как смотрел на тетрадку, так и приковался к тому же са мому месту, где она лежала, к пустой теперь, черной, поблескиваю щей от солнца парте. Он затаился, хитрил, боясь выдать себя дви жением, отводя внимание класса от непостижимого превращения чего-то смутно-нежного в такую чертовщину. С прошлого года вражеское наваждение так и ходит вокруг, тревожа и интригуя ребят. Уже в начале нынешней учебы классный руководитель Агнесса Марковна вдруг собрала только что роздан ные тетрадки с контурным портретом Пушкина на обложках. Все вернули их без всякого интереса — мало ли какая блажь придет учителям. Но вскоре пробежал слух, что в завитках пушкинских кудрей и бакенбардов зашифровывались буквы антисоветского л«*;
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2