Сибирские огни № 011 - 1990

Александр КА ЗАНЦ ЕВ НАЗОВИ МЕНЯ СЫНОМ Вдруг увижу: ползет на меня, Тыча молнией, туча беды. Гвозди памяти этой остры — Тех, библейских, пожалуй, острей. В трубке хлюпает голое сестры: — Приезжай. Очень плохо... Скорей! Чернотою обдав не впервой. Беды все ж обходили меня. Но упрямо тряхну головой. Роковое виденье гоня: Так внезапен обвал темноты. Придавил он меня тяжело. А предчувствие этой беды В подсознаньи и раньше росло. Ну а эта накрыла крылом, Разветвленным разрядом пронзя, И ощерился мысли излом: Мама при смерти!.. Медлить нельзя. Вдруг замру среди яркого дня. Средь привычной мирской суеты 2 Детская вера в заветное слово, Вспыхни звездою спасительной снова. Робко из мрака надежда лучится: Слово скажу — и беды не случится. Слово! Какое! Не знаю покуда. Верю, что слову посильно и чудо. Помню себя, босоногого шкета. Ночью глубокой, на кухне, без света. Спать не велит, хоть и хочется очень, Тяга изведать все таинства ночи. И обступают, знобя меня страхом, Грозные рожи, рожденные мраком. Нет, не сбегу!— испытание воли. Стиснут столешницы угол до боли. Молча заклятье шепчу потому: — Свет, загорись, разорви эту тьму! Запечатлел недозрелый мой разум: Мама и свет появляются разом: Словно в ответ на мое заклинанье — Мама и свет: всемогуще сиянье!.. Верю, как прежде, в творящее слово. Только успеть бы! Успеть бы!.. И снова Молча взмолюсь я в родимом дому: — Свет, загорись, разорви эту тьму!.. 3 Как те разъяренные годы. Не более часа полета Осталось. Да взлет не дают. Гостиница аэрофлота — Ночной и случайный приют. Грозя неминучей бедой, Арала свирепые воды Проходят гряда за грядой. Веревками скручены нервы. Экранного омута рябь. Немое кино — «Сорок первый»; Арала штормящая хлябь. И болью пронзает, как рана, Как памяти свежий порез. Что дочка на месте Арала На карте поставила крест...