Сибирские огни № 011 - 1990
веряющий найдет, не обессудь. Чего уж тут, думала Поля, волков бояться, в лес не ходить. И по ночам, после колхозной работы, бегала на свою кулигу, холила пшеницу и тыкву. Будет с чем зимовать! Пшеница стеной поднялась, ядреная, звонкая, а тыквы выдурили как валуны каменные — с места не сдвинешь. Сентябрьской ночью, выдалась она светлой, лунной, приехала Поля на лошади собирать урожай. На кулиге было пусто. Вместо пшеницы — ровное жнивье. Тыквы — ни одной. Поля слезла с теле ги и пошла, выставив перед собой руки, как слепая. Высохшие тык венные плети хрустели под ногами, луна стояла над головой, и длин ная тень Поли тянулась едва ли не через всю кулигу, доставая до крайних берез. Вдруг луна завалилась за тучу и померкла, тень ис чезла, словно ее слизнули, и земля обломилась под ногами. Поля рУхнула в темноту, вздергивала руки и пыталась за что-нибудь уце питься. Очнулась на том же самом месте, где упала, от теплого и близкого дыхания. Над ней стояла лошадь, тянулась к щеке барха тистыми губами и тихо, горестно вздыхивала. Туча к тому времени проскочила, и луна ярко отражалась в темных и влажных зрачках лошади. Поля поднялась на колени, мутными, дурными глазами глянула в безмолвное небо и, чтобы не закричать в голос, чтобы не зареветь дурниной, снова припала к земле, хватала ее жадным ртом, вперемешку со стеблями, и глохла от скрипа на зубах. Лошадь не уходила, стояла над распластанной бабой и трогала губами ее воло сы, выскочившие из-под платка. Я колхозница, Не отпираюся, А любить тебя Не собираюся. Если не было в жизни утешения и счастливого конца, так в пес не сочиняли то и другое. Верили, пока пели, что так оно и бывает. Потому и не хотелось доводить последний куплет до последнего сло ва, как не хочется обрывать сладкий сон, когда чуешь, что он уже на исходе. Я туда пойду, Где густая рожь, Я того найду, Кто на меня похож. Надо же было, чтоб выжить, во что-то верить. Так верить хоте лось, что уже и не важно было — во что, в кого. В песню ли, в сказ ку, в земного бога или в небесного... Поглядите-ка на нас, Вот и парочка, Он колхозный бригадир, А я доярочка. А жизнь поворачивала по-своему, наперекосяк, и утверждала другое, совсем не то, о чем пелось. Сегодня, сейчас, Поля уже и пес не не верила. Глаза ее остановились, не двигались, и жутко было заглянуть в них — пропасть, без дна. Я попытался и трусливо виль нул. Выбрался из-за стола, выскочил на улицу. Снег под каблуками визжал так, что ломило зубы. Редкие, солн цем просвеченные, приплывали с неба снежинки. Таяли на моей го лой, раскрытой ладони, влага холодила кожу, а вокруг царила свет лынь. Дальняя гряда бора уходила ввысь, поднимаясь по склону увала, от крайних деревьев раскатывалось до горизонта поле, и единственный холм на нем, обросший облепишником, казался остро вом, плывущим посреди белого и ровного моря. Господи, хорошо, что хоть здесь все осталось на своих местах, не ускоряется, не впадает в застой и не мается зудом революционных переломов через колено. Останься, все останься таким, как есть: и бор, и холм, и облепишник на нем. Не покинь, последнее утешение! -л ч н;
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2