Сибирские огни № 011 - 1990

справедливости шагнул я из зоны при­ нуждений в свободную и радостную жизнь...» Пришло время вернуться к этому че­ ловеческому документу: «...Но... иллюзии гибнут. Пом. проку­ рора по спецделам объявил мне, что предъявленные мне в 1933 году обвине­ ния отпали как необоснованные, что я полноправный гражданин СССР, полу­ чаю незапятнанный советский паспорт, значусь несудимым, что правосудие по­ заботилось даже о моей пенсии, учиты­ вая преклонность возраста. Слушая его, я был на вершинах удовлетворения: вот она, справедливость! Но это длилось лишь несколько мгновений: разом и вдруг все рухнуло, под корень срублена реабилитация. Поднимали из руин меня как гражданина и тут же, позабыв об этом, столкнули обратно, как бесправ­ ного и беззащитного лагерника. Лиши­ ли права на нормальную пенсию, на источник дальнейшего существования, единственный источник в старости в условиях социализма, как это форму­ лируется в Конституции СССР. Моя пенсия — это небрежно завуалирован­ ное и в то же время явное наказание (57 руб. 20 коп.). Она не обеспечивает мне материальное благополучие в тя­ желые годы старости. Скудные размеры ежедневно, ежечасно проявляются в моем быту, вызывают пытливое внима­ ние ко мне у чутких и отзывчивых лю­ дей, вызывают недоумение, быть мо­ жет, предполагают во мне ленивого без­ дельника, завзятого тунеядца, поленив­ шегося обеспечить себе сносную пенсию. С болью в сердце переживаю этот по­ зор — результат бездушия чиновников социального обеспечения. Еще больнее страдаю от моральной подавленности, вдруг осознавая вопиющую несправед­ ливость ко мне со стороны любимой мо­ ей Родины, которой я самоотверженно и бескорыстно служил всю мою жизнь. Пенсия моя — это пожизненное, быть может, самое тягостное наказание. За что?!» Следует пояснить: пенсия была на­ значена из расчета заработной платы, получаемой до ареста. До. Таков был закон, и Тихменев протестовал против него. Не в наших силах оказалось помочь Федору Ивановичу с пенсией — он так и умер, находясь в «противостоянии с государством», в позиции благородного существа, требующего сатисфакции — по законам чести и совести. Добивались мы и восстановления его в Союзе писа­ телей. Но... Сибирский отдел Всероссийского Сою­ за писателей, в котором состоял Тихме­ нев (членский билет № 7), перестал су­ ществовать в 1934 году, когда появился Союз писателей СССР со своим уста­ вом. Стало быть, все нужно начинать заново: писать новые произведения, об­ суждать их в местной писательской ор­ ганизации, собирать рекомендации, про­ ходить «чистилище» Приемной комис­ сии в Москве... Единственное, что уда­ лось, — приобщить к единовременным пособиям Литфонда, организации, кото­ рая в меру своих возможностей осу­ ществляет какую-никакую материаль­ ную помощь бедствующим российским литераторам. Тихменев вновь «провалился между законами» (его выражение), попал в ис­ торические подвижки времени... О новом художественном произведе­ нии Федор Иванович, конечно же, меч­ тал. Даже начал его писать. Это был роман (или повесть) под названием «Че­ рез непонятное»—о строительстве БАМа в годы войны, о той самой стройке, за которую давали значок-эмальку «Удар­ ник второй колеи». По замыслу автора, герои романа (или повести), политза­ ключенные, желая помочь Родине побе­ дить фашистов, на своем тайном сходе создали бригаду ударников. Это был их «второй фронт» — с победами и пора­ жениями, с невознаградимыми потеря­ ми. Но дальше замысла и отдельных набросков дело не двинулось — жиз­ ненные силы иссякли... Уже в больнице Тихменев шутил: «Я и через десять лет буду таким же. За­ консервировался — вечная мерзлота по­ могает...». Его не стало 14 октября 1982 года — отказали почки. А накануне мы говорили с ним об участии сибирских писателей, которые, «подобно деревьям на севере, редко до­ стигают полного роста», о «вечной мерз­ лоте», убивающей все живое, но и спо­ собной сохранить даже мамонтов... Об­ суждали чеховское утверждение о том, что в литературе маленькие чины так же необходимы, как и в армии. И что сибирская литература ждет своего рас­ цвета... Так в чем же глубина нашей мысли? Настоящая историческая личность, полагаем, отличается от прочих своим последействием. Она не исчезает вместе с отрезком своего времени, а как бы пе­ реходит в другие, воздействуя на живу­ щих. Федора Ивановича Тихменева ма­ ло кто знал в Томске, но все равно его живое присутствие в культурной исто­ рии города состоялось. Благодаря ему и таким, как он, безвестным или имени­ тым, складывался и поддерживался не­ повторимый «томский климат», «озоно­ вый слой», «культурная оболочка». Эта оболочка порой тоньчает до опасного предела, но не исчезает совершенно — вот что важно. Русский философ Николай Федорович Федоров призывал устремлять свой взгляд не только вперед, в бесконеч­ ность и космос, но и назад — к отцам, предкам, восстанавливая их в и з у ч а ­ ющ е й п а м я т и . В изучающей памя­ ти сибиряков — верим — не должно за­ теряться ни одно имя, никакая лич­ ность.