Сибирские огни № 011 - 1990

— Где Кичиги в небе? Кичиги ска­ жут... чомоГ Начали искать Кичиги, заспорили о звездах: где, которая. И тут вставил слово обычно молчаливый Дмитрий. То­ варищи притихли, вслушались, и что-то встрепенулось в них... Водовоз почувст­ вовал этот душевный трепет, воодуше­ вился, заговорил вдруг о галактике, о космосе, о невероятных открытиях и вероятных чудесах счастливейшего зав­ тра... Работяги впитывали, утоляя жаж­ ду. Небо вдруг раздвинулось в их пред­ ставлении до необозримой широты, бесконечность мира уже стесняла ды­ хание, кружила голову. Непонятно по­ чему вдруг всплыли в сознании не вполне охватываемые мысли о ценности человеческой жизни, о величии красо­ ты... Дали свет. Сотоварищи с удивлением оглядели Дмитрия: они впервые увидели его се­ годня. — Гляди-ка ты, — поднимая с земли ватные рукавицы, сказал один. — Да ты вон какой герой: можешь лекции чи­ тать! Знаешь-знаешь! Много знаешь! — Чего там «знаешь-знаешь», — до­ садливо возразил другой. — Человек ду­ шой все чувствует, широко захватывает — вот что главное. Третьим отозвался бригадир: — Ге! Да я ж давно то знал! То чело­ век только с фасаду такой плюгавый да мозглявенький. А попробуй-ка отко­ вырни у него внутри... Вагонетки покатились в штольню. И тотчас все забыли и про небо, и про его величие, про бесконечность и красоту. Сзади всех торопливо покатил в штольню свою кустарную водовозку Дмитрий Юрьевич Загул»1. Имя Дмитра Загула, как и имя Федо­ ра Тихменева, мало что говорит совре­ менным читателям, зато оно хорошо бы­ ло известно на Украине в двадцатые го­ ды. Автор литературоведческих и стихо­ творных книг «Поэтика» (1923), «Наш день» (1925), «Мотивы», «Кое-что о бал­ ладе» (1927), переводчик Гете, Гейне, Шиллера, Байрона, Бальмонта, Блока, Маяковского на украинский язык, ис­ следователь творчества Шевченко и дру­ гих украинских писателей, Загул был осужден по той же 58-й статье —«за по- сягание на самостийность украинцев», и приговорен к десяти годам исправитель­ но-трудовых лагерей. Так вот они и встретились, два писа­ теля, русский и украинский, так и по­ дружились. Вместе ждали освобожде­ ния, считали сначала месяцы, потом не­ дели, дни... И вот наступил май 1943 года. Им объ­ явили решение, принятое тут же, на Утинском золоторудном комбинате: Тихменева до конца войны «задержать вольнонаемным», Загула — оставить в лагере «на дополнительный срок». И то, 1 В 1989 году преподаватель Черновицкого уни­ верситета, кандидат филологических наук С. В. Далавурак перевел этот рассказ на украинский язык и поместил в областной комсомольской газе­ те «Молодой буковинец» (литературно-художест­ венный выпуск № 2). На русском языке «Призем­ ленный человек» печатается впервые, и другое означало новый виток муче- Н Ш , 1а для Загула — смерть... Он погиб через год — от паралича сердца. Федор Иванович вспоминал об этом с неутихающей болью, устало, опустошенно: «...Это случилось летом, колымским летом, если не в июле, то в августе. Не помню и место, где какое-то время про­ лежал труп. Это было на каком-то лаг­ пункте между «Палаткой» и «Мяки- том», на путях от столицы Колымы — Магадана к Ягодному — пункту район­ ного типа. Я в то время был в Ягодном. О смерти Загула услышал от своего ла­ герного друга Крумина (точнее, не Кру- мин, а Круминьш, фамилия деформи­ ровалась в лагере). Крумин отбыл срок и по «вольному найму» занял долж­ ность ветеринара и заведующего жи­ вотноводческой базой на прииске Ути­ ном. В момент ареста он учился на по­ следнем курсе сельскохозяйственного института в Иваново-Вознесенске (близ Москвы) и диплома не имел. Освобо­ дившись, он решил выполнить диплом­ ные работы и специально съездил с этой целью в Омск. Возвращаясь, он встретил известный нам гужевой транс­ порт, разговорился с возницей о том о сем и вдруг (случайно) услышал, что один из покойников — бывший поэт, и фамилия его Загул. Крумин постоял в молчании у худенького трупа и в тот же день рассказал мне. Слухи о смерти Дмитрия скоро под­ твердились. Я верю Крумину, и для меня всякие другие сведения неправдо­ подобны... Мне рассказывали, что покойного За­ гула поручили похоронить двум «ур­ кам», уголовникам, осужденным за убийство. Подводы или какого-либо воз­ ка в лагере не было, и они повезли его на санках. Но труп постоянно вывали­ вался из санок. Тогда они привязали его за ноги к полозьям и так волочили до ям за лагерем, где закапывали по­ койников. По пути голова Загула раз­ билась, мозг вытек, было до неузнавае­ мости обезображено лицо. «Урки» ки­ нули растерзанное тело в ледяную яму и завалили породой. Когда наступил день, я и Круминьш пошли туда, чтобы похоронить товарища по-людски, но те­ ла Дмитрия на месте уже не было. Ос­ тались лишь клочья фуфайки да зна- чок-эмалька «Ударник второй колеи». Ночью туда наведались медведи...»1 Вторая колея... Оказывается, так шифровался «БАМЛАГ». Лишь в 1947 году вернулся Тихменев в Томск. Пообвыкнув немного, устроил­ ся учетчиком-бригадиром в подсобное хозяйство политехникума. Но годы ли­ шений, голода, физических перегрузок сделали свое: прямо с участка его увез­ ли в больницу. Потребовалась сложная операция. Он возвращался к жизни медленно, упрямо. Чтобы не быть «иждивенцем» (его слово), пошел работать счетоводом в 1 В дни 100-летия со дня рождения Д. Ю. За­ гула эти воспоминания привел в своем очерке С В. Далавурак («Молодой буковинец», 1989, 22- 28 сентября).