Сибирские огни № 011 - 1990

бряке оно много чего не видно. Ох, девки, нагляжусь я этого телеви­ зора да и думаю: опять не туда поплыли, опять народ дурят. Вот те крест — дурят, только нынче по хитрости по особой, сразу и не пой­ мешь. Кому вот только отдуваться достанется? — Не говори, Мария, один страх господен. Петь-то уж нормаль­ но разучились. Раньше, бывало, компаниями по деревне, там поют, там поют... заслушаешься, а теперь ребятишки ящик этот воткнут на пузе, он и базлает... — А сами-то, сами, — не утерпела, поддела Поля. — По две рюмки вам подали, а все не поете. — Оно и вправду. — Оживилась Фрося. — Давайте споем. И первая, не дожидаясь подружек, затянула: На горе колхоз, Под горой — совхоз... Словно ток электрический продернули по старухам, вздрогнули до единой, окунулись в песню, как в воду, и поплыли неторопким течением мимо знакомых речных излучин, крутых яров и пологих песчаных плесов, мимо всех изгибов и изломов собственных судеб, поплыли, прощаясь, и прощая, и заново плача над своими жизнями, которые теперь, с макушки пережитого, кажутся такими же коря­ выми, битыми и кручеными, как и их руки, переломавшие столько работы. Да кто ценил ее, ту работу... Это милый мой Задавал вопрос, Ты колхозница, Тебя любить нельзя... Загинешь ты в своем колхозе и ребятишек загубишь, написал Поле старший брат, когда узнал, что принесли сестре похоронку на мужа. Самого его после госпиталя списали по чистой, работал он на шахте в Кузбассе и получал какой-никакой, а все-таки твердый паек. В конце письма предлагал одного из ребятишек отдать ему на вос­ питание. Сами они с женой бездетные и одного-то уж как-нибудь на ноги поставят. Смутил он Полю своим письмом, засуетилась она, за­ бегала, а зима еще не кончилась, в кладовке — шаром покати, и на все про все оставалось полмешка мерзлой картошки в погребе. Ре­ шилась одного из троих отправить на воспитанье. Самая малость оставалась — кого выбрать? Глядит на Оньку, на старшую, — выли­ тая мать. И обличием, и повадками, и по дому за хозяйку остается. Как от себя оторвешь? Жалко. Глядит на Ваську, на среднего, тут и вовсе сердце заходится — тятя голимый, ни убавить, ни прибавить. Еще жальчее. А младшая, Валька, от обоих родителей набрала, впе­ ремешку, — еще дороже. Да и муж ее любил, младшенькую. Вдруг вернется, а вернется и спросит: ты по какому такому праву дитя на сторону спихнула? Что она ему скажет? Что холодно да голодно было? Так она, война-то, пирогами не кормит. Поглядела так на сво­ их деток, поплакала, да и отписала: спасибо, мол, тебе, братчик до­ рогой, за жалость твою, а только никого из чад своих выпроводить из дому на чужую сторону не могу. Весну кое-как перебились, выжили. А там польской лук пошел, слизун в бору и саранки — хватит чем брюхо набить, только ходи поживее. В ту же весну выглядела Поля на краю колхозной пашни, за березовым колком, кулигу бросовой земли. За три ночи вместе с Онькой и с Васькой кулигу вскопали, на одной ее половине пшеницу посеяли, а на другой половине посадили тыквы. Про то, как Поле семена достались, лучше не вспоминать. Когда первые ростки про­ клюнулись, пошла к председателю и покаялась: прости, Иван Мит- рич, такое и такое вот дело сотворила, дай уж до,урожая дожить, дай ребятишек из голодухи вытянуть. Покричал председатель, пото­ пал ногами, а когда утих, сказал: ладно, Полина, знать ничего не знаю, и ведать не ведаю; выхаживай свои т&гкв!я, но если какой Црб-