Сибирские огни № 011 - 1990

лась и легла на скрипучую койку, застеленную казенным одеялом с чернильными штампами на всех четырех углах. Забрали вредительницу на следующий день. Ребятишки оста­ лись в поселке — не зря грех приняла на душу. Дед за ними приехал зимой, разыскал и привез в деревню. Мария вернулась домой в со­ рок девятом. Младший, Гриша, никак не хотел ее признавать, ди­ чился и долго еще прятался по укромным уголкам от незнакомой тетки. — Дети за отца не ответчики — вот как сказывали. Чо она, дев­ чонка, понимала? А родитель... — А родитель тебя в Нарым упек, он чо — тоже не ответчик? — Поля прямо-таки приступом на Марию идет, штурмом. Налетела, как говорится, коса на камень. — На тебя, Марья, или молиться на­ до, на божницу посадить, или воду на тебе возить. Ой, тошнехонько мне, на вас глядючи! — За его грехи его Бог покарал, — твердо, на своем стоит Ма­ рия. — А я прощу, незачем покойника злобой трясти, чего уж, из могилы вырывать да кости перетряхивать? Незачем. Не нами нагре- шено, не нами и спросится. Это они про большого командира из Москвы, взятого по линии энкавэдэ и сгинувшего в лагерях, все еще никак не доспорят. Я смотрю на Марию, на ее лицо, словно сошедшее со старой, темной иконы, и, кажется, начинаю понимать, какое это великое дело, под­ властное лишь чистому и сильному человеку, — простить. Хотя и бьют нас за это всепрощение при любом удобном случае, исподтишка бьют и в открытую, и всегда с одной целью — добить. А вот не полу­ чается, живут еще и ходят по земле умеющие прощать. — Прямо не праздник, а лекция в клубе, — сетует Аня. Пере­ двигает по столу тарелки, расчищая пространство для блюда с пель­ менями.— Ешьте, девки, ешьте, на сытый живот язык ловчей чесать. — А чо, и пожуем, и почешем! Эх, конь вороной, Белые копыта, Вот окончится война, Поедим досыта! Фрося спела частушку и осеклась — сдает голос, не хватает дыхания, еле-еле последнюю строчку вытянула. Поля прожевала пельмень, кашлянула, горло прочищая, и звякнула, разудало и горько, на всю избу, до самых дальних углов, другую частушку: Ах, война, война, война, Что же ты наделала, Ты из добрых-то людей Понаделала б...! — Типун тебе на язык, Поля! Надо же, святой праздник, а она матершину лупит. — Фрося всерьез осердилась и даже на скамейке подальше отодвинулась от подружки, платком чистенько губы вы­ терла, будто это у нее самой матерное слово с языка соскочило. — Прости меня, грешницу... — О-о, каки мы нежны! — Поля вскочила, по-боевому уперла руки в бока и правое плечо подала вперед. — По телевизору вон го­ лых баб показывают, да как он^ с мужиками вазгаются — так ты глядишь, ротик-то платочком не вытирать. — Не гляжу я на их, не гляжу! — Фрося аж зарумянилась от возмущения. — Глаза закрываю. И орут когда — тоже не слушаю. Уши вот так заткну и пережидаю. — А уж орут, вот уж орут, — подала голос Аня. — Намедни прямо сатану живого показывали. Дым идет, и сатана с рогами. А эти с гитарами, пузочесы, все чешут, чешут. Конец света, да и только. — Оно завсегда так, —■вставила Мария. — Когда кормить не- ч§р, цеснцми потчуют, да,чем,голоднее, тем и песни громче. В шуме-