Сибирские огни № 011 - 1990
снах не виделись его предшествейнику. — Район готовит сегодня четыре с половиной миллиона кубиков. Но радо сти это приносит мало. Полтора милли она — переруб. Проблема? Проблема! Ведь в районе подрастает уже третье поколение лесовиков, они здесь осели, обжились. Скажу честно, многие полу чают и удовлетворение, и удовольствие от жизни в нашем замечательном тю менском уголке, мало кто рвется уез жать отсюда. Но ведь работы лесозаго товителям действительно остается не много, лет на десять-двадцать. Значит, уже нынешние школьники здесь до пенсии не доработают. В самом плодо творном возрасте им придется мыкать ся по стране. Наши проблемы находят понимание в Тюмени, но совершенно не интересуют столицу, штаб отрасли волнует цифра в графе, а не реальное положение дел. — Слабо местной власти против ми нистерского диктата? Зеленцов вздохнул. — Нас же уговаривают: лес — народ ное достояние, а стране катастрофиче ски не хватает древесины. Геннадий Николаевич готовился к сессии, пообещал прислать решение райсовета. Действительно, после отъез да из Советского я получил уникаль ный для области документ, так что хо тя бы три строки из него следует про цитировать: «Запретить лесозаготовите лям производить вырубку леса в объе мах, превышающих размеры расчет ных лесосек с учетом постоянного дей ствия предприятий». По нынешним вре менам запреты не в моде, но за такой запрет, будь я депутатом в Советском районе, голосовал бы двумя руками. Местный теленок рискнул пободаться со столичным дубом. Замах серьезный. На 1990 год району «навесили» план, превышающий 5 миллионов кубометров, районная власть решила придержи ваться лесосеки с учетом равномерного пользования — почти в два раза мень ше столичного госзаказа. Помнится, с кем-то из собеседников я шутил, что, хочешь —не хочешь, в этом районе с обязывающим именем все исключительно «советское»: советский лес, советская мебель, советские про блемы, советская робость, советская бесхозяйственность. Понятно, хотелось бы, чтобы из района — «лесной держа вы» исходила и советская принципи альность, сегодня граничащая с дерзо стью, а завтра — будем надеяться — станет нормой жизни. Видимо, я чуток поторопился из рай она. «Обвал» решений по сокращению рубок пришелся на сентябрь. Уже в Тюмени достал меня звонок главного инженера одного из крупнейших лес промхозов области — Комсомольского. — Прошло собрание, — радостно гу дел в трубку Иван Дмитриевич Миха лев. — Совет трудового коллектива ре шил прекратить лесной террор. Решили уменьшить объем заготовок тысяч на 75. Встреча с Михалевым у нас получи лась недолгой, но я запомнил молодого технократа, может быть, не в послед нюю очередь еще и потому, что недав но он променял кабинет в Министерст ве на тесноватый пенальчик провинци альной леспромхозовской конторы, не задержался в Москве. — Вообще-то мы — вроде команди ров взводов сорок первого года, — при знался Михалев. — Нас выбьют. Мне его заявление показалось излиш не пессимистичным, привожу эту реп лику, чтобы не забыть стремления мо его собеседника к хлесткой фразе и то го, насколько трагично он понимает свое положение. Наверное, оно не столь шатко: в драматичной борьбе приходит осознание даже к самым замшелым бю рократам — сколь много времени поте ряно в лесной политике. И всякий, кто не собирается работать в пустыне, дол жен предпринимать трезвые реальные меры. Михалев может понять своего тю менского начальника, Храброва, кото рый стучит кулаком по столу и орет в трубку: «Я вам записал 500, вы и буде те рубить 500», но тут же добавляет беспомощно: «Что я могу поделать, на меня Москва жмет и давит». — Лесная политика разорительна, •— размышлял Михалев, — Леспром поче му-то полагает, что должен удовлетво рить все заявки, отсюда и постоянная истерика: «в стране катастрофически не хватает древесины». Но никто не по пытался проанализировать разумную обоснованность этих заявок: поэтому каждый и не стесняется ухватить де шевый кусок пожирнее. Слушая михалевский монолог, я не вольно задумался о том, что централь ная, централизованная модель социализ ма — очень для кого-то удобна, это мо дель — под ширмой экономического ра венства и равных возможностей — все союзная обираловка и распределиловка. С лесраспреда легко грести корысть: министерский чиновник всегда сумеет придумать для себя графу и последо вательно следить за проведением ее в жизнь. На доске показателей и в Ком сомольском три старых «кита»: валка, вывозка, разделка. (Помните Юргу? — именно по милости графы «валка» де сятилетиями гниют в сибирско-юргин- ских борах штабеля когда-то сваленно го леса.) — Для чего эти показатели? — инте ресуюсь у Михалева. Он отвечает без обиняков: — Чтобы чиновнику дать работу. Вы представить себе не можете, сколько на отраслевой цифири кормится клерков. — Сколько же на этом загублено ле су? — Этого никто считать не будет. На до новый Госкомстат учреждать, чтобы вести подсчет отечественной бестолко вости. Что делает Михалев, чтобы жить по законам здравого смысла, а не абсурда? Переориентирует коллектив — ведь со кращение рубок ведет к потере работы. Уезжать из Комсомольского мало кто намерен, значит, вчерашнего лесоруба нужно обеспечить новой работой, новой профессией. Хорошо, что коллектив ЛПХ среднестатистически молод и по
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2