Сибирские огни № 011

тя, может быть, и не вполне славяно фил. Славянофилы до сих пор понима. ются различно. Для иных, даже и те перь, славянофильство, как в старину, например, для Белинского, означает лишь квас и редьку. Белинский дей ствительно дальше не заходил в пони мании славянофильства. Для других (и, заметим, для весьма многих, чуть ли не для большинства даже самих славянофилов) славянофильст во означает стремление к освобождению и объединению всех славян под верхов ным началом России — началом, кото рое может быть и не строго политичес ким. И наконец, для третьих славяно фильство, кроме этого объединения сла вян под началом России, означает и заключает в себе духовный союз верую щих в то, что великая наша Россия, во главе объединенных славян, скажет всему миру, всему европейскому челове честву и цивилизации его свое новое, здоровое и еще неслыханное миром сло во. Слово это будет сказано во благо и воистину уже в соединении всего челове чества новым, братским, всемирным со юзом, начало которого лежит в гении славян, и преимущественно в духе вели кого народа русского, столь долго стра давшего, столь много веков обреченного на молчание, но всегда заключавшего в себе великие силы для будущего разъяс нения и разрешения многих горьких и самых роковых недоразумений запад ноевропейской цивилизации. Вот к это му отделу убежденных и верующих принадлежу и я». Чуть позже в «Крат ких биографических сведеньях», про диктованных Анне Григорьевне Достоев ской, писатель скажет прямо, что «по убеждениям своим он открытый славя нофил». * * * Славянофильская идея святой, бого носной Руси с болью и мукой звучала и через несколько десятилетий, когда ру шилась, заливалась кровью великая дер жава, и возглашавшие ее даже тогда не теряли надежды, не хоронили навечно Русь. В этом смысле примечательны пророческие слова Павла Флоренского, открываемого ныне великого христианс кого подвижника, православного стра стотерпца и русского философа, сказан ные им в письме к наследнице имения Абрамцево (родина славянофила Акса кова) А. С. Мамонтовой от 30 июля 1917 года: «Все то, что происходит кру гом нас, для нас, разумеется, мучитель но. Однако я верю и надеюсь, что, ис черпав себя, нигилизм докажет свое ни чтожество, всем надоест, вызовет нена висть к себе, и тогда, после краха всей этой мерзости, сердца и умы уже не по- прежнему, вяло и с оглядкой, а наголо давшись, обратятся к русской идее, к идее России, к святой Руси...» Тут свя щенник отец Павел пророчески и увидел через пороховой дым и заводской чад, услышал через предсмертные стоны и грохот взрывов, через машинный рев и визг «сатанинских плясок» наши вось мидесятые годы, ¡когда в изваянных ни-а гилизмом и цинизмом русских братьях и сестрах вновь зазвучала нравственно спасительная идея бессмертия Руси, про будилось горделивое чувство причаст ности к ней. «Я уверен, — писал отец Павел, — что худшее еще ВПЕРЕДИ, а не позади, что кризис еще НЕ миновал (выделено отцом Павлом. — А. Б.). Но я верю в то, что кризис очистит рус скую атмосферу, даже всемирную атмо сферу, испорченную едва ли не с XVII века (видимо, имеется в виду раскол в Православной Церкви и русском общест ве, ибо в том веке общество и Церковь были неразлитны. — А. Б.). Тогда «Аб рамцево» и Ваше Абрамцево будут оце нены; тогда будут холить и беречь каж дое бревнышко Аксаковского дома, каж дую картину, каждое предание в Аб рамцеве, в абрамцевых. И Вы должны заботиться обо всем этом ради буду щего России, вопреки всяким возгласам и крикам». * * * Если в романе «Бесы» Достоевский вложил едкую критику «русских запад ников» в уста славянофила Шатова, то уже в «Дневнике писателя», предваряя свою знаменитую речь о Пушкине, ска зал уже своим голосом, но как бы через самих же просвещенцев «за падного толка». «Мы намерены обра зовать наш народ помаленьку, в поряд ке, и увенчать наше здание, вознося народ до себя и переделав его националь ность уже в иную, какая там наступит после образования его. Образование же его мы оснуем и начнем, с чего сами начали, то есть на отрицании им всего прошлого и на проклятии, которому он сам должен предать свое прошлое (под черкнуто мною, чтобы отметить вещее слово Достоевского, как бы предвидев шего нынешние времена, когда мы, гово ря словами Леонида Леонова, подвергли сейсмическому опустошению нашу ста рину, нашу память. — А. Б.). Чуть мы выучим человека из народа грамоте, тот час же и заставим его нюхнуть Европы, тот час начнем обольщать его Европой, ну хотя бы утонченностью быта, прили чий, костюма, напитков, танцев, — сло вом, заставим его устыдиться своего прежнего лаптя и квасу, устыдиться сво их древних песен... (подчеркнуто мною. — А. Б.). Он застыдится своего прежне го и проклянет его. Кто проклянет свое прежнее, тот уже наш, — вот наша фор мула, Мы ее всецело приложим, ког да примемся возносить народ до себя. Если же народ окажется неспособным к образованию, то — «устранить народ». Ибо тогда выставится уже ясно, что народ наш есть только недостойная, вар варская масса, кторую надо заставлять лишь слушаться». Возможно, Достоевский в полемичес ком азарте сатирически упростил идеи западников, можно даже сказать — и подчернил, но, будучи одним из самых провидливых, вещих писателей, он как бы увидел уже грядущие последствия довольно невинных на первый взгляд и

Сибирские огни № 011 - 1990