Сибирские огни № 011 - 1990

Выломлю я два пруточка, Сделаю я два гудочка. И четвертую балалаечку, И четвертую балалаечку. Стану балалаечку играти, Милого дружка вспоминати, Ах, люли, люли, вспоминати... Постукивали каблуки на дощатых «чистых» дворах, пришаркивали в лад мягкие подошвы, когда закружился хо­ ровод. Пели с такой редкой в наше вре­ мя задушевностью песельницы, певни народных хоров и с такой природно русской, какой-то отчаянной удалью, что, как однажды в родной деревне, когда тянули старину две бабушки, я как бы вновь счастливо и гордо ощутил себя русским, как и ощутил, что все: и могучие избы, и бревенчатые заплоты, и поля среди березняков, сине мерцаю­ щие незабудками, и Ангара с отражен­ ными в ее глуби таежными хребтами и белыми облаками, и песни, пляски, — все это мое родное, русское. Ощущение было, покаюсь как на духу, очень ред­ кое, приходящее годом да родом, да порой еще и с чувством какой-то не­ ведомой запретности, потаенности. Их, старушек или женщин в добрых летах, на песню и «плясанье, плеска- нье дланями» гораздых, грешно было бы назвать артистками — это и чуж­ дое, и как бы малое для них звание, потому что пели они под гармонь, под балалайку, водили «карагоды», сыпали частушками на свою утеху; пели то, что само собой, знаемое сызмала, выпе­ валось из души. И от их пения, такого родного избам и амбарам, кажется, са­ ма «деревня» вдруг очнулась от колдов­ ских чар, встрепенулась всеми своими старыми венцами и, счастливо обмирая, боясь даже поверить до конца, затихла — она знала, помнила всеми половица­ ми и матицами, всеми венцами, помни­ ла и любила эти песни, потому что с ними проходила вся человечья жизнь в ее дворах и избах. И так было десятки веков... Да, пели не для славы, не для коры­ сти, на свое увеселение, как издревле было. Помнится, даже мать моя только, бывало, услышит, как по радио запоют, заиграют плясовую, сразу же лукаво подмигнет нам, ребятишкам: дескать, ишь как пляшут да поют — весело гу­ ляют... А когда прознала, что этим пев- ням еще и деньги платят, как за рабо- тушку, так диву далась: «Ло-овко, на­ поются, напляшутся до упада, да им же еще и деньги... А раньше дак наоборот, чтоб попеть да поплясать, ежели зи­ ма, так избу откупали. Яичек, сала хо­ зяйке понатащут, она тогда и согласит­ ся пустить на посиделки...» Славный тогда получился праздник в музейной «деревне», и все же нет-нет да и, несмотря на удалое веселье, раз- живившее кладбищенскую тишь музей­ ных дворов, ложилась на душу печаль: горько было глядеть и стыдно слушать, когда старушки, завивая «девичий ка- рагод», к примеру, пели: Я. млада девица, загуляла. Белую березу заломала... А иной «младой девице» уже седьмой десяток и, как у нас в деревне гова­ ривали, перекрестясь: дескать, в глин- ско старенька поглядывает или в мохо- во. Всякому возрасту свои песни, поэто­ му и у стариков, старух были свои, при­ личествующие летам. * » * Горе нашего великого народа, стыд и позор на головы молодых русских, ког­ да наши свадебные, хороводные, деви­ чьи песни на зимние святки, на масле­ ницу, на летние святки поют древние старушки, тогда как эти обрядовые пе­ сни к лицу лишь молоденьким девицам, которые, как я нередко замечал, во вре­ мя таких праздников или глазеют на старушек с музейным удивлением, или посмеиваются исподтишка, а то еще и зубоскалят: мол, русские народные, блатные, хороводные... Было бы, на­ верное, еще скорбнее, еще больнее за нашу древнюю святую Русь, если бы старушки пошли носить по той же му­ зейной «деревне» обряженную лентами, платками и цветами кумушку-березку, какую в досельное время носили только девушки на выданье, славные своей красой и чистотой; и было бы смешно, вернее даже грешно, если бы те же ста­ рушки пошли плести веночки и кидать их в Ангару, загадывая о мил-дружке и припевая: Размолоденышй молодчик молодой, Моему-то сердцу друг-приятель дорогой, Ты не стой, парень, не скучайся надо мной. Будет времечко, нагуляемся с тобой... Когда бы мы, новое поколение рус­ ских, любили свои народные песни, а любя, возносили бы их над народными песнями других народов, то нас бы, ко­ нечно же, упрекнули в той самой зло­ получной «позолотце», какую мы, пусть даже из сыновней и дочерней любви, на­ водим на свою культуру, на свою исто­ рию, Упрекнули бы нас «объективисты» и завопили: дескать, не надо нам су­ сальной Руси, не надо нам квасного патриотизма, дайте нам заправдашнюю Русь, а заправдавшняя она — рвань, пьянь, дикость и рабство, и только благодаря просвещенцам-западникам, благодаря социальному перелому и техническому прогрессу стала про­ сыпаться от многовековой дикости и темноты к свету истинной культу­ ры. (Нам это со школьной скамьи вби­ вали в головы). Конечно, мы бы мо­ гли и возразить, что вряд ли темнота и дикость могли породить гениальней­ шую и необозримую народную куль­ туру: фольклор и произведения худо­ жественных ремесел, сюжетам, кано­ нам, традициям и символике которых более двадцати веков; вряд ли рвань и пьянь могли создать «Слово о полку Игореве», которое признано непревзой- деннейшим шедевром мировой поэзии и которое, как не без оснований предпола­ гают ученые, изначально было произве­ дением устного творчества и пелось. Ни­ чего же подобного в наш просвещенный век мы создать не можем— угасло уст