Сибирские огни № 010 - 1990

— И это тоже русская особенность, — прокомментировал Фе­ ликс. — Вместо того, чтоб отвечать по существу, мы в случае при- пертости к стенке сразу переходим к демагогии. — Пока что разум имел себе лишь недостойное применение, — защищался Федоров. — Направить его — и он найдет выход из того тупика, на который вы сейчас указали. Если поставить людям целью воскрешение, то не станет лишних. Воскресители нужны все, и не будет розни, которая делает нас орудиями слепой силы природы, вы­ тесняя старшее поколение младшим, соревнуясь одно с другим. Корабельников мстительно продекламировал Заболоцкого: — «Жук ел траву. Жука клевала птица. Хорек пил мозг из пти­ чьей головы. И страхом перекошенные лица ночных существ смотре­ ли из травы. Природы вековечная давильня соединяла смерть и бы­ тие в один клубок. Но мысль была бессильна соединить два таинства ее». — И потом холодно обратился к Федорову: — Вы не доказа­ тельны. Вы называете и всё. Этого мало. — У моего разума нет гордыни всесилия, я смирен! — Тогда откуда уверенность во всесилии человеческого разума, который не только воскресит, но и «найдет выход из тупика», как вы изволили выразиться — Я призываю лишь к вере, надежде, любви. Признавая, что словесное животное выше бессловесного, можно ли у последнего за­ имствовать образец для первого? Прогресс требует, чтобы улучше­ ние путем борьбы — путь животных — было заменено возвращением жертв этой борьбы, — упрямо твердил Федоров. — Но кому и зачем понадобились эти мертвые? — воскликнул Феликс. — Их гибель — лучшее доказательство их ненужности. — Не забудьте, что погибли все! — с суеверной угрозой предо­ стерег старец. Его седые волосы поднялись дыбом, сиянием, ореолом над его высоким лбом. — И вы, лучший, погибнете! Никакие доказательства не в силах победить твои убеждения, ведь ты добил их сам, и это тебе чего-нибудь стоило. Ты их не сдашь. Как мать не променяет своего ребенка на самого умного, красивого и здорового — чужого. Видимо, поэтому люди ищут не истину, а единомышленника. И начинается смертельный союз, равенство равных, одно лишь способ­ ное подвигнуть на преданность и безмерную жертву. Я давно уже проснулся, мое пробуждение, как всегда, распыли­ ло моих гостей, и я остался один. Можно ли средствами разума оценить степень моей вины и вины Феликса в том, что мы с о д е я л и? И почему этот могучий компью­ тер, с памятью в с е х , кто был, этот суммарный дух мира, владею­ щий всем мировым опытом, эта ноосфера — почему она именно так распорядилась импульсом моей воли, именно в т а к о е действие преобразовала его? Разве Я за это отвечаю? Какой суд должен судить меня и именем какой истины выно­ сить приговор? Да, Достоевский присудил Ивану Карамазову: виновен. Но Бул­ гаков поставил над нами другой эксперимент, переманив нас сочув­ ствовать не только изменившей жене, но и самой нечистой силе. Лю­ бовь зла, признаешь правоту даже за готтентотами, для которых добро — если украдут они, а зло — если украдут у них. Моя мать, например?.. Когда на другой день я приехал с дачи домой и забился в свою комнату, мать какое-то время ходила мимо, потом не выдержала, заглянула: — Ты почему к Феликсу не идешь? Такое несчастье, а ты его бросил! — И уже уходя, для себя сказала: — Сирота теперь пол­ ный...