Сибирские огни № 010 - 1990

ления и без раздумий. Всю жизнь буду превосходить ее во всем, что видимо глазу и ощутимо уму, но еще тысячу и тысячу раз мне при­ дется поклониться и преклонить перед нею голову с полным благо­ говением, тайну которого не разгадать ни в минуты, когда оно есть, ни после, когда эта власть наконец истощится. Отца ее не было дома, он куда-то уехал, и Олеська была пора­ жена, с какой точностью наитие вдохновило меня совершить этот ночной бросок, потому что она правда, правда думала обо мне. Когда я утром уходил (я намеревался все же поскорее вернуть­ ся в деревню, чтобы не томить ребят, а особенно Феликса, своим загадочным исчезновением), я сказал у двери (колеблясь: не будет ли это выглядеть пошло или фальшиво): — Олесь? Ну? ...Ты выйдешь за меня замуж? И ничего, оказалось и не фальшиво, и не обидно для нее. Светало, город еще не начал жить, я зябнул, звуки шагов вязли в туманной сырости. Путь мой лежал мимо Феликсова дома, и я вдруг заметил, что одно окно светится. Я прикинул — это было именно Феликсово окно. Неужели он вернулся? Если бы я пораски­ нул умом, то сообразил бы, что это нереально, но я все еще был в потустороннем масштабе событий, когда все возможно, а странного нет ничего, и я взбежал по лестнице и позвонил. Мне не открыли, я толкнул дверь. Свет горел на кухне, но утро уже бледно осветило всю квартиру, и под аркой этой хрущевской полуторки я сразу увидел лежащего на полу Феликсова отца. Правда, странного ничего в этом не было: ну, напился и не дошел до постели, вон она, на ку­ хонном столе, так и сияет недоконченная поллитра; но перешагивая через простертое тело (все еще в машинальном поиске Феликса), я обратил внимание на безжизненную тишину. Ни звука, ни всхлипа, ни храпа. Тогда я наклонился над ним. Он был уже холодный. В деревню я так и не уехал в тот день. В первую очередь мне понадобилось съездить на дачу, чтобы убедиться: мой развесистый куст болиголова вырван с корнем, и следа не осталось на том месте, где рос, лишь проплешина земли, уже прибитая дождями. Ну и дурак, да этих растений полно на пустырях, зачем было выдергивать именно этот, делать меня свидетелем? Или сообщни­ ком? Впрочем, чего меня стесняться, я же Иван Карамазов. А наде­ ялся, что Гамлет. Когда-нибудь (тогда же, когда и про мои тайные подарки) мы, может быть, поговорим об этом с моим другом Феликсом Смердяко­ вым. Значит, воздействие на реальность возможно? Значит, ноосфера поддается ничтожным влияниям и действует, хоть и искаженно? Что же выходит? Ничтожная крупица единичной воли не тонет бесследно в океане всей суммарной мудрости предков? Значит, лю­ бой подлец может противостоять своим мелким умыслом любому промыслу свыше и усугублять подлость мира? Как же тогда с верою в Благую Волю, которою ведется жизнь и каждого из нас, и народов, и человечества? Или это уже мы, негодяи, скопили такой суммар­ ный импульс злой воли, что он не может быть побежден никакой Благою Волею, и вот уж она воздает нам «по вере нашей», и надо ли удивляться бедствиям земли? Но я же не знал! Я только хотел узнать! ...А может, Феликс совершил лучшее из возможного? Влить в водку смертельный сок болиголова. «Вот яд, последний дар моей Изоры». Может быть, это не преступление, а наоборот. Простит мне Феликс Смердяков мое благодеяние? Я натравил его дух. С сельской почты дачного поселка я позвонил отцу и попросил его заняться похоронами. Запустить всю эту машину. Отцу это не стоит ничего. И чтобы... не делать вскрытия, попросил я. Если можно.