Сибирские огни № 010 - 1990

— Есть ли в рассуждениях подсудимого общественный вред? Свидетель отвечал: — Законы жизни таковы, что все чрезмерное вызывает резкое изменение в обратную сторону. Поэтому крайнее зло уже граничит с неизбежно следующим за ним благом. Сократ называл себя оводом, который послан подгонять оленившегося тучного коня, допекать и донимать. Поэтому никакая мысль не может быть признана вредо­ носной. Всякая мысль питательна, и не только для общества. Я пола­ гаю, космос — живое существо, наделенное душой и умом. Мысль космоса питается умом и чистым знанием человека. Душа, причас­ тившаяся хоть толике истины, уже исполнила свой долг перед кос­ мосом. — Могла ли идея быть действенной? — спросил судья. — Все, что существует, обладает способностью воздействовать. Но по-разному на разных людей. У одних душа — как восковая до­ щечка для отпечатывания впечатлений. Да и воск разный: то мяг­ кий, то твердый. — Значит, вы считаете, что при условии впечатлительности ду­ ши идея могла быть губительной? — Да. Но для меня не аксиома, что смерть — зло, а не благо. Нет этому свидетелей. Жизнь, где все находится в борьбе со всеми, как в общественной, и в частной жизни, и каждый с самим собой, — есть ли она безусловное благо? Те, кто преданы философии, заняты, по сути дела, только одним — умиранием и смертью. Это их прак­ тическое занятие. Судить их за их идеи — значит остановить мысль, а я уже сказал, что мыслью питается космос. Вызвали свидетеля — отца Офелии. Несчастный сказал, что, не будь она знакома с этими гангстерами, она прожила бы достойную общественно полезную жизнь. И что надо бы посадить на скамью подсудимых и второго гангстера — Феликсова дружка Гамлета. Он заплакал и сел на место. Вызвали к кафедре Монтеня. — Чем я могу свидетельствовать о виновности или невиновно­ сти Феликса? — начал он. — Ничем и чем угодно. Прибегну к при­ мерам истории. Александр Македонский, извещенный письмом о том, что его любимый врач Филипп подкуплен, чтобы отравить его, передал это письмо в руки Филиппу и одновременно выпил приготов­ ленный им напиток. Не показал ли он этим, что, если друзья хотят убить его, он ничего не имеет против? Теперь представьте себе, если бы Александр Македонский отравился при этом, можно ли было бы считать его смерть убийством? Ведь он сознательно и добровольно пошел на это. Психическая жизнь сложна, и как можно судить, что есть что? Один римлянин, долго преследуемый, много времени скры­ вался, и однажды преследователи проехали на конях у самого куста, за которым он прятался. Устав от унижения и страха, он окликнул их и принял смерть как благо по сравнению с той жизнью, какую вел. Древняя история кишит такими примерами. Так можно ли вза­ имодействие сложных психических систем привести к общему знаме­ нателю? Тем более что действительно, как уже говорилось, смерть не есть безусловное зло. Люди, добровольно избравшие смерть —от голо­ да, например, — свидетельствовали, что в медленном угасании есть даже много наслаждения, как если бы охватывал сон или глубокий покой. Я присоединяюсь к Платону: зло смерти весьма гадательно. Из всего этого следует: что бы вы ни присудили Феликсу, это ни в коем случае не может иметь значение справедливости. Я выступаю здесь исключительно, чтобы укрепить дух Феликса. Я хочу сказать специально для него: опыт научил меня тому, что мы губим себя не­ терпением. Беды наши имеют свой предел: им тоже дается срок и своя необходимость. Тело очищается и укрепляется благодаря дли­ тельным и тяжелым болезням, возвращающим ему более полное здо­ ровье. Таким образом, худшее в жизни может иметь и благотворное