Сибирские огни № 010 - 1990

Тысячу раз в день пользуется и уже не замечает. Думает, это для всех так же, как для него. И ты пользуешься... — Но Феликс, впрочем, не хотел трогать эту тему. — Да бог с ним. Я про войну! Война могла быть лет пять назад, сейчас не будет. А тогда я каждое утро — проснусь и прислушиваюсь: уже или еще пока нет? У них же не было другого выхода, кроме войны! У кого «у них»? — Я давно не виделся с Феликсом, и прихо­ дилось связывать некоторые обрывы. Ну, у наших. Точнее, у ваших, у власти. На словах одно, на деле другое, и разрыв уже такой, что концы в воду можно спрятать только войной. Мол, война помешала, вероломный враг под покро­ вом ночи. — Ты мне этого не говорил тогда. — Говорил, ты не заметил. Я говорил тебе, что Афганистан для того и держат. Чтоб в любой момент был под рукой принц Ферди­ нанд. Но сейчас войны не будет, можешь не бояться. Ну вот, мне целый год словом не с кем было перекинуться. Прав- да, я думал, мне и не надо. Но вот он, Феликс, и как хорошо! — А я живу с таким чувством, что смерти нет. Это генетиче­ ское, — сказал Феликс. — Так вот, я уже нашел, что «во флакон». — Мне не понадобится, — уверенно заявил. — Тебе — да. Я поглядел на Феликса — и да : смерти нет. Он никогда не умрет. И он на меня поглядел, и стало ему меня жалко. Дерево, — он остановился, погладил ладонью ствол. А я не могу на улице дотрагиваться ни до чего, мне все кажется пыльным. — Оно подрастает, цветет, плодоносит, стареет — несколько этапов. И родовое дерево так же: каждое поколение — новый этап. Твой отец — созревший плод вашего рода. А ты — уже его затухание. У тебя и мысли о смерти. А мой род моложе, мы еще растем. Мой отец — вообще целлюлоза. Плодом стану я. А мои потомки уже начнут чахнуть и бояться смерти. — Я что, чахлый? — удивился я. — На вид нет, — успокоил Феликс. — Но тебя выдают мысли. Ты уже червив, хотя еще не съеден. Сознайся-ка, ведь у тебя нет же­ ланий? — Еще как есть! Чтобы меня оставили в покое. — Вот видишь. Феликс победно развернул плечи: — А твои дети будут вообще вырожденцами. — Если будут, — я легко сдавался. Особенно Феликсу. Ведь он не враг. Он усмехнулся: — Кстати, о детях: как там Олеся? Я вздохнул почти виновато: — Представь себе, Олеся все еще есть. Я ее экономлю. Я ее не тороплюсь тратить, чтоб подольше хватило. — Вот видишь! А во мне столько жизни, я, как ползучий пырей, все вокруг готов губить, лишь бы распространиться. И уж Олесю бы я подверг своей жизни, уж подверг бы! — Он кровожадно и радост­ но засмеялся от избытка силы. — Молодец! Так и ведут себя растения на моем огороде. — Ты все еще возишься с огородом? — Я вырастил яд. Это у меня прорвалось. Не выдержало напора. — Хочешь на спор: я выпью твой яд, и он не повредит мне. Проверим? — Дурень, это цикута. — Да хоть кураре. Я — выживу. Слушай, кстати, — вспомнил он. — А добудь мне Ницше? Кое-что я уже прочитал, но мало.