Сибирские огни № 010 - 1990

кармане. А аспирантка в это время, снимая остатки подозрений с пятен румянца на щеках, резво выставила отцу «неуд» в ведомость. Пузан тем временем отца давай расспрашивать, как сданы предыду­ щие экзамены, поглядел в его экзаменационный лист с хорошими оценками и смягчился — ведь чем начальник выше, тем он добрее и благодушно уже отдувается: «Ну что ж, пожалуй, для этого моло­ дого человека мы сделаем исключение» — и с этими золотыми сло­ вами поворачивается к своей резвой помощнице. А та руками разво­ дит: «Так ведь я уже поставила...» Ну, тут пузан сразу потерял к отцу всякий интерес и ушел по своим неотложным делам, а отец загремел в армию. Надо будет рассказать Феликсу. Чтобы он понял, где пролегает та узенькая неторная тропочка, по которой человек приходит к силе и власти. Как он уцелевает от тех и этих опасностей, грозящих ему со всех сторон на этой тропочке в джунглях. Тут, конечно, очень важно рассказать ему про армию, в которой отец сделал первые шаги по этой тропочке. Что-то может пригодить­ ся Феликсу. Служил отец в горах. В январе там нежный снежок в ласковом воздухе. В десять часов, перед отбоем вышел мой папашка (тогда моих лет) из казармы — тишина, хлопья беззвучно опускаются, над «центром», где в штольне стоит ракета, падающий этот снежок окра­ шен розовым заревом. «Красиво!» — блаженно говорит отец сам се­ бе и вдруг соображает: «Пожар!!!» Ну, в казарму, всех на ноги, рванули к «центру», отец первый несется. Лесом, соснами, снежком, тропинками занесенными, вот поворот (а там что произошло: нака­ нуне на учениях что-то вмяли и, выправляя, включили в штольне обогреватели, парень дежурный угрелся у дизельного движка и за­ снул, снег нападал, вентиляционные ходы завалило, пошло все греть­ ся в закуте и загорелось). И вот, бежит мой батя и вдруг соображает, ЧТО будет, если ракета рванет. Ясненько так себе это представил, ЧТО. И вот: башка его соображает это, а ноги бегут вперед. И башка уже досообразила до конца и со страху уже направила вектор своего устремления от ракеты назад, а ноги все еще вперед несутся. И ка­ кое-то время было такое странное раздвоение: физически вперед, а мысленно назад. Отец очень хорошо запомнил этот миг. Надолго запомнил. И впереди него — ни одной спины для психологической убедительно­ сти, первый бежит... А командир полка только-только повышение по­ лучил. Если б открылось — лишние звезды полетели бы с него. А пацана того, у движка — под трибунал. И вот, замполит час сидел с отцом беседовал, чтобы он з а б ы л этот случай. И героизм свой чтобы забыл наглухо. Система такова: если кого-то награждают, значит, с кого-то обязательно головы летят. А посему забудь. Кто-то на месте отца возненавидел бы весь тот порядок и людей, его попирающих. Но отец был парень крепкий, оптимизма не терял. Готов был понять и замполита, и ту аспирантку, и того пузана понять и «войти в положение». Пусть за его счет. Его много, берите, хватит надолго. Запас прочности большой. Все это и многое-многое другое — не ввело его в клинч противодействия. Иногда отец гордо называет это уральским характером: дескать, в наших местах соединяются степи и горы, мы точка их смыка­ ния и в наших характерах — соединение степной широты, вольно­ любия с кряжистой прочностью горского жителя. Азия и Европа. Он любит мне внушать что-нибудь такое величественное, воспитываю­ щее во мне святыни патриотизма. А мать этот отцовский характер зовет просто толстокожестью: без малейшего ущерба для здоровья переваривать всю действительность, как она есть. Порядок вещей он принимал как единственно возможный. Своя к нему применял — а не его менял по себе. Не роптал. Не бунтовал. Не разъедал сердце едкой щелочью социальной ненависти.