Сибирские огни № 010 - 1990

химические элементы: бывают инертные, реактивные и радиоактив­ ные. Человек-кислород социально активен, может связываться с са­ мыми разными и многими атомами, образуя разные молекулы. Че­ ловек радиоактивный постоянно распадается, заражая все вокруг себя. Человек — инертный газ ни с кем и ни с чем не образует свя­ зей. Внутренне совершенен и замкнут в себе. Он не страдает от оди­ ночества, одиночество есть его природа. Возможно, я как раз и есть инертный газ. Почему, рассуждает лженаучный Корабельников, люди сходят­ ся легче всего на отдыхе, в поезде, в армии? Потому что, вырванный из привычной молекулы семьи, человек становится ионом, его сво­ бодные связи готовы к вступлению в реакцию. Кстати, считает он, при разводе супругов они зачастую тут же связывают себя с людь­ ми, которые почти повторяют их прежних партнеров: таковы зако­ ны химии человеческой. Надо будет напомнить матери эту лженауку. Надо ее предосте­ речь. Опасность нарастает. Мать стала у нас семейным диссидентом. Кто-то смущает ее, кто-то обратил ее сознание против того, на чем оно двадцать лет самодовольно покоилось. Заявляет, например, что такого понурого животного, как наш человек, ни одно стадо в мире не знает. И потому для нас так актуальна проблема вождя: пастуха. И только у нашего, дескать, народа тираны неизбежны. Еще, прав­ да, у китайцев и вообще на востоке, где люди тоже — вроде пчел, как у нас, где сам по себе человек —ничто, с детства это знает, и пьяница он запойный потому, что куда ни придет: «Можно?» — а ему: «Ку­ да прешь!». А отец спорит, негодует: нет уж, фиг! Это селяне, дескать, пере­ ехавшие в город, чувствуют себя не в своей тарелке, а потомственно­ го рабочего или крестьянина — да ты его с места не сдвинешь! А она: — А вот мой дед, потомственный был крестьянин, на своей зем­ ле, в Сибири, еще ничем не пуганный, еще только начиналось это все: то белые приходят, то красные, то зеленые, то не поймешь ка­ кие, и все карают за предыдущих. Одни вывели всех мужиков, по­ строили, рассчитали, каждому десятому завтра на расстрел. И деду выпало. Так вот, истопили ему баню, воем голося, вымылся он, чис­ тое исподнее надел: завтра насмерть.А в стойле между тем два же­ ребца стоят, вскочил бы да куда глаза глядят — нет, сидит, смерти почтительнейше дожидается. Семью бы взяли? — так снимайся с семьей, хоть ползком да уходи — нет, как же: хозяйство!.. И идет жертвой, причем добровольной, за х о з я й с т в о . Слава богу, наут­ ро другого цвета пришли, тех предыдущих прогнали, и тогда уж смог родиться на свет наш дед Михаил... Это, ты мне скажи, откуда в человеке — вот эта смиренность животная, это согласие на любую участь, а? Неужто языческое сознание, по которому жизнь хозяйст­ ва и земли дороже отдельной жизни человека? А я-то вижу: у них хоть и идет отвлеченный спор, но на самом деле они осуществляют в нем свою взаимную враждебность. Мать агрессор, нападающая сторона. А отец — он справедливую войну ве­ дет, оборонительную — на своей территории. Я вмешиваюсь, я стараюсь их идеологически примирить, я от­ стаиваю целость нашего дома: — Сократ, — говорю, — тоже имел возможность бежать, но принял сужденную ему цикуту, смертный яд, потому что уж коли он брал от государства все блага, то с тем же чувством справедливости должен принять от него и его зло. Чем не высшее проявление чувства собственного достоинства? А ты говоришь — рабская покорность! Они вперили в меня два ощетинившихся торчком взгляда: двое дерутся — третий не подлазь. — Начитался! — хором говорят. И снова — друг против друга. 2 Сибирские «лги« № 10