Сибирские огни № 010 - 1990

— Как-то был французский фильм: жители отстояли свой го­ род от строительства свинцово-цинкового завода, подослали в парла­ мент городскую шлюху, и она отвела от города беду. Но мы — не Франция, и нам бы не пришло в голову переваливать это на других. Кому-то ведь все равно придется брать на себя. — И он внушительно, воспитывающе посмотрел на меня. — Кстати, — вспомнил и сам же засмеялся: — Тут какая-то бабка исхитрилась в нашей атмосфере дожить до ста лет, уже и центральная пресса отметила наше небыва­ лое достижение! Он лежит на диване, большой, громоздкий, не по нашей кварти­ ре с потолками в два семьдесят пять. Мать скользнула взглядом по его ступням, по его носкам, и брезгливость мелькнула в лице; отвер­ нулась. Я застукал ее: не любит... — Ну а тебе лично, пап, есть разница, что строить: корт, боль­ ницу или памятник академику? — Лично мне •— лишь бы в срок. Мать, вынимая из шкафа свежее постельное белье, с упреком оборачивается: — Вот, и все вы такие! Только рассуждаете про идейность! — И смотрит требовательно, глаза растопырив. — А что тут безыдейного? Я — работник! — Мам, — говорю примирительно, — индусы считают, есть три пути приближения к истине: философский путь — умозаключений; религиозный путь — духовного экстаза; и путь праведного труда. Пашешь ты, делаешь свое дело —и так же ты в направлении истины, как и философ, не меньше. Все-таки я люблю своего отца. Я не дам его в обиду. Особенно при таких смутных обстоятельствах, какие появились у матери и по­ нуждают ее придираться к отцу (кого предашь — перестаешь любить. И ищешь этому причины. Разумеется, и находишь). — Стоящая теория! — одобрил с дивана отец. — Да? — возмутилась мать. — А если твоя работа — казнь, если ты палач и если ты очень хорошо делаешь свое дело, а? — и смотрит на нас — то на одного, то на другого, бледная, гневная. Ка­ кой-то действует в ней подводный вулкан: волны на поверхности хо­ дуном, а ветра-то нет... — Ничего себе, аналогии! — обиделся отец. — Впрочем, — пытаюсь я защитить его еще одним способом, — и корт, и памятник, и больница — вещи одинаково второстепенные. Академик Амосов считает, если медицину устранить вообще, то ста­ тистика здоровья ухудшится только в первое время, а потом вернет­ ся на прежний уровень. То есть, статистически, медицина бесполез­ на. Где-то в Албании, кажется, отменили здравоохранение вообще, все деньги пустили на физкультуру, люди теперь сами занимаются своим здоровьем. И ничего, за два года все хроники поумирали, и жизнь снова наладилась. — Вот видишь, — простирает отец с дивана в сторону матери рассудительную руку. — Отлично, отменим медицину, и если ваш ребенок умрет по врожденной слабости, утешайтесь статистикой, — продолжало в ней кипеть зелье отвращения ко всему, что исходит от отца: ступни ли в носках или идеология. Раздается телефонный звонок. Она бросается в коридор к аппа­ рату и прикрывает за собой дверь. — Почему бы и не научиться, в конце концов, относиться к себе статистически? — заявляю я мудро. Отец прислушивается к тому, что происходит у телефона. «Нет-нет...» — слышится. «Ну, мы это обсудим...», «Нет-нет». Совершенно ясно, что дело касается только ее. Но он по-идиотски спрашивает, когда она вернулась: