Сибирские огни № 010 - 1990

рией. То есть, мы сами создаем бога, ткем эту духовную плоть, ноо­ сферу, а она создает нас как свой источник. Впрочем, к этой модели приходят многие. Феликс задает вопросы, Олеся зубрит у окна. С Олесей я не смог бы говорить об этом. Но полнота счастья в том и состоит, что, говоря с Феликсом, я поворачиваю голову и в и ж у ее. — Любовь, что движет солнца и светила, — вот ядерные силы, которыми держится та мировая молекула сверхсуществования. Для того она и возбуждается в мире беспрестанно. — Красиво, — соглашается Феликс. — При чем здесь «красиво»! Универсально! Мы едем на дачу, я, Олеся, Феликс. Готовиться там к экзаме­ нам. Лежать в траве. Щебет, шелест, шевеленье. Волосы с травой сплетает ветер. Смо­ треть в небо — как вниз, в колодец. В глубине его плавают белые об­ лака небожителей. Феликс повернулся ко мне — зрачки зеленые от травы, отражен­ ной: — Когда я был маленький — мать была жива — поведет по ягоды и не разрешает садиться в траву. «Нельзя!». Почему? — ну, мне интересно. «Смотри, насидишь!» Мне уже смертельно любопыт­ но, я уже не встану, пока не объяснят. «Встань, тебе говорят!» — как всегда, сила побеждает знание, таковы люди!.. И только гораздо позднее я узнал: змеи. Там были змеи. Но назвать их вслух было нельзя: накличешь. Понятно? Мы — суеверные дикари. Мы подме­ няем грозные имена явлений утешительными, чтобы не накликать чертей, которые нас так страшат. Пещерная словобоязнь, а ты гово­ ришь: дух нарастает горой, и мы уже у вершины. Какая вершина! — И ты намерен подвергать людей этой казни: называнию ве­ щей своими именами? — спросил я. — Что ты, — добросовестно исповедовался Феликс. — Я наме­ рен употребить суеверность людей себе на пользу и манипулировать ею. Я намерен даже в случае чего их обвинять в диверсии называ­ ния вещей не теми именами. Знаешь ведь, как это делается у дема­ гогов: «Думайте, что говорите! Выбирайте слова!» — И не побрезгуешь? — лениво, под солнцем разомлев, спра­ шиваю дремотным голосом. — Это же набило оскомину. — Что-нибудь свежее мне не успеть изобрести. А это прием про­ веренный. — Эх ты! Куда слаще: будить умы, возмущать, приводить в движение. Взрывать, вскрывать, взрезывать. А? — Объявят сумасшедшим раньше, чем успеешь выпотрошить два-три гнойника сознания, — весело сказал Феликс. — Люди не лю­ бят, когда больно. Оки предпочитают, чтоб страшно, но не больно. — А если действовать осторожно, вкрадчиво, чтоб не спугнуть, их с первой же минуты, чтоб не вспорхнули и не улетели? — Тогда не подействует. Надо, чтоб было больно. А мысль в этом краю непуганых папуасов не разбудить. — Знаешь, есть какое-то насекомое, которое откладывает яйца под шкуру животных? Корова бедная не успеет заметить укус, а в ней уже растет, растет, копошится под кожей целая колония су­ ществ, и наконец шкура лопается — бэмс! Так бы и с мыслью: усы­ пить их сторожевую бдительность, внедриться в их нежный ум устра­ шающим жалом дерзости — под наркозом, добровольно они не да­ дутся, ты прав. — Наивный ты, — разочаровался во мне Феликс. — Вспомни прошлогоднюю осень: в сентябре лил дождь, картошка сгнила еще в земле, и весь город поднялся вручную рыть эту больную картошку в грязи под дождем, ведрами за километр носили ее к машине, по­ тому что машине ближе не подъехать, а у каждого где-нибудь дома т.