Сибирские огни № 010 - 1990

ны, в которую он сам же и пальнул пулей ради вселенского братства без россий и латвий — образ обнаженной правды нашей истории. Сейчас мы ви­ дим, что радовался он рано, мать-роди­ на не была убита до смерти. Видим, что радовался он напрасно — мера гибели матери _увеличивалась в каждом из ее сыновей. Понимаем, радовался он преж­ девременно, ибо никаким убийством, да­ ж е убийством собственной матери-роди­ ны, никого невозможно сделать счаст­ ливым, свободным, равноправным. «Народ-языкотворец» мудро сказал: насильно мил не будешь. Сказал он и еще: сколько волка ни корми — он в лес смотрит. И еще: своя рубашка бли­ же к телу. Но это уже явно не о себе... Нам, многим из нас, теперь это оче­ видно. Теперь. А поэтам, сила которых в пророчестве, было ясно и тогда. Алек­ сандр Блок в поэме «Двенадцать» пред­ сказал долгое, постоянное, трагическое и неразрешимое противостояние власти новых «апостолов» и народа, и чем тес­ нее моментами будут соприкосновения «апостолов» с вечной стихией, народом, тем болезненнее будут последствия для обеих сторон. Пророчества «Скифов» Блока тоже начинают сбываться неот­ вратимо. Эту вещь можно уже адресо­ вать прибалтам в качестве правитель­ ственного призыва к миру и согласию с Россией... Есенин не напрасно в одном из стихотворений назвал себя пророком. Он был им... Надо помнить о нем. Надо учиться силе его духа. В годы «коренной ломки» он мощно видел, чувствовал, любил ж и ­ вое, и, во-первых, ДУШУ. Надо помнить... Постыдная страсть разрывать могилы на потеху обывате­ лям не обошла и могилу Есенина! Ска­ жите, какие еще нужны доказательст­ ва его гибели? Какие? Убийцы поэта изобличены Пушкиным, Лермонтовым, Рылеевым, Полежаевым, Кольцовым, Гумилевым, Васильевым, Клюевым, Клычковым, Мандельштамом... Рубцо­ вым... Даже вымученные (по заказу руководства) натужные вирши Маяков­ ского («в звезды врезываясь») тоже из ряда доказательств (от противного). Надо вспомнить о Есенине сегодня, когда, сопя и оттирая друг друга локтя­ ми, пожилые уже литераторы торопят­ ся в очередной раз засвидетельствовать миру о «перестройке сознания,», свер­ шившейся по указанию властей. Поэт в «Пугачеве» писал: «Больно, больно мне быть Петром, //К о гда кровь и душа Емельянова, //Ч еловек в этом мире не бревенчатый дом, //Н е всегда перестро­ ишь наново...» Вспомним же о поэте, как о русской доле, русской душе — твердой в вере и ереси, живущей всегда с острым созна­ нием греха (совестью), о душе любящей Бога, но не всегда следующей Его Заве­ там, о душе доверчивой, расточающей себя, живущей в этом расточении... О душе, в глубине своей считающей, что всякая власть от Бога (Поел. рим. 13), даже советская, когда она — власть... Теперь пролистаем страницы малень­ ких поэм, написанных Есениным с ап­ реля 17-го по февраль 19-го года, откры­ вая их наугад, оставляя читателю са­ мому подробнее вникать в эти, толком пока что не прочитанные стихи вели­ кого русского национального поэта. Что бы ни цитировалось — получится мощ­ ная и сбивчивая, торжественная и крикливая, романтическая и кощунст­ венная песнь веры в близкое свершение преображения родины, близкое наступ­ ление истинного крестьянского рая. «Радуйтесь! //З ем ля предстала //Но­ вой купели! //Догорели //Синие метели, //И змея потеряла //Жало». («Певучий зов», апрель 1917), «То с вешнею по- лымью //В од //В зм етнулся российский //Народ». («Товарищ», март 1917). «Дрогнул лес зеленый, //З ак и п ел род­ ник. //Здравствуй, обновленный //О т - чарь мой, мужик! //...Пой, зови и требуй //С кры ты е брега; //Н е сорвется с неба //Звездная дуга!» («Отчарь», июнь 1917). «Осанна в вышних! //Х олмы поют про рай. //И в том раю я вижу //Тебя, мой отчий край». («Октоих», август 1917). «О Русь, приснодева, //Поправш ая смерть! //И з звездного чрева //Сош ла ты на твердь. //...Холмы поют о чуде, //П р о рай звенит песок. //О верю, верю — будет //Т елиться твой восток!» («Пришествие», октябрь 1917). «Ей, рос­ сияне! //...Светлый гость в колымаге к вам //Едет, //П о тучам бежит //К обы ­ лица. //Ш л ея на кобыле — //Синь. //Бубенцы на шлее — //Звезды .» («Преображение», ноябрь 1917). «Мать моя — родина, //Я — большевик...» («Иорданская голубица», июнь 1918). «Новый на кобыле //Е д ет к миру Спас. //Н аш а вера — в силе, / / Наша правда — в нас!» («Инония», январь 1918). «Ра­ дуйся, //З ем ля! //Деве твоей, Руси, //Новое возвестил я //Рождение.» («Сельский часослов», 1918). «Нам ли страшны полководцы //Б елого стада го­ рилл? //Взвихренной конницей рвется //К новому берегу мир». («Небесный барабанщик», начало 1919). «Сойди, явись нам, красный конь! //В прягись в земли оглобли... //З а эти тучи, эту высь //С качи к стране счастливой». («Панто- кратор», февраль 1919). Движение, движение, движение! Мчатся красные кони, едет на кобыле новый Спас, движется Светлый Гость! И вся обновляющаяся Земля впряжена в небесную сбрую с радугою-дугой, она движется к новым берегам, к новому миру, к крестьянскому раю! И везет ее Красный Конь — это и солнце, рас­ свет (Аврора), это и красное знамя и кровь-руда... Поэт в перехлесте чувств доходит до кощунства, естественного в русском м я­ тущемся человеке, он получает весь мир («И тебе говорю, Америка...»), что тоже присуще русскому, забывающему поправить свой плетень, но всегда гото­ вому переживать о положении бедных в Конго... Отвергая и разрушая прошлое, поэт жаждет всемирного обновления и посяга­ ет в разбойной удали и на Бога, и на его образ — солнце. Он кричит: «К чер­ ту старое!», он возглашает: «О, какими, какими метлами //Э то солнце с небес

RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2