Сибирские огни № 010 - 1990

ные, рваные, скачущие строки. Правда, отдельные образы врезались в память и жили, подтвержденные многим в на­ шем искусстве, а — главное — в прояв­ лениях идеологии «правящего класса». «Сойди, явись нам, красный конь! //В прягись в земли оглобли...» («Панто- кратор», 1919). Кстати, в 60-е годы был окончательно «оправдан» Петров-Вод- кин, надолго закрытый «великим про­ летарским писателем», «оправдали» и картину «Купание красного коня». Ее особенно усиленно «оправдывали». Впи­ сывая это полотно в социалистический реализм, даже утверждали, что непри­ вычный глазу красный цвет коней — вполне жизненный, достоверный, по­ скольку р ы ж и е кони при купании становятся именно такого к р а с н о г о цвета... (А если коня искупать в кро­ ви?) «Октоих», «Пришествие», «Преобра­ жение», «Иорданская голубица», «Пан- тократор», «Сорокоуст»... Маленькие поэмы своими названиями, символикой, сюжетами — относят нас к Библии. Да и мемуаристы утверждают, что «...его любимыми книгами в то время были Библия, в растрепанном, замученном виде леж авш ая на столе, и «Слово о полку Игореве» (ж. «Новый мир», 1965, № 10 ). Что же мог бы Есенин прочесть в Биб­ лии, если бы искал в ней нечто о «красном коне»? Красный конь — са­ м ая высокая нота в последней из рево­ люционно - романтических поэм. От­ кроем Библию. «Поутру встали они рано; и когда солнце воссияло над водою, Моавитя- нам издали показалась эта вода крас­ ною, как кровь. И сказали они: это кровь; сразились цари между собою, и истребили друг друга; теперь на добычу, Моав!» (4 Цар. 3. 22—23). «Иезавель... сказала: мир ли Замврию, убийце государя своего? И поднял он лицо свое к окну, и ска­ зал: кто со мною, кто? И выглянули к нему два, три евнуха. И сказал он: выбросьте ее. И выбро­ сили ее. И брызнула кровь ее на стену и на коней, и растоптали ее» (4 Цар. 9. 30 — 33 ). «И вышел другой конь, рыжий; и си­ дящему на нем дано взять мир с земли, и чтобы люди убивали друг друга; и дан ему большой меч» (От. 6. 4.). «И другое знамение явилось на небе: вот большой красный дракон с семью головами и десятью рогами, и на голо­ вах его семь диадим» (От. 12. 3.). «...великий дракон, древний змей, на­ зываемый диаволом и сатаною, оболь­ щающий всю вселенную...» (От. 12. 9.). Нет, не о красном драконе, обольщаю­ щем всю вселенную, не о красном от крови, не о р ы ж е м коне, несущем войну, прочитал поэт. Он увидел в со­ бытиях 17-го года начало перестройки всей Земли, всей вселенной, он увидел зарю крестьянского рая, преображен­ ную Русь, и ради приближения всего этого не жалко было, необходимо было, радостно было разрушить Русь старую, выкинуть Библию вместе с Богом от- кунаивп N эж пвэ нс. «<•}<?- . >, », ,»лв цов. «...некий вселенский вертоград, где люди блаженно и мудро будут хоро­ водно отдыхать под тенистыми ветвями одного преогромнейшего древа, имя ко­ торому социализм, или рай, ибо рай в мужицком творчестве так и представ­ лялся, где нет податей за пашни, где «избы новые, кипарисовым тесом кры ­ тые», где дряхлое время, бродя по лу­ гам, сзывает к мировому столу все пле­ мена и народы и обносит их, подавая каждому золотой ковш, сыченою бра­ гой» (т. 5, с. 181). Это написано осенью 1918. А за год до того Есенин, повторяя дореволюционного Маяковского, кри­ чал: «даже богу я выщиплю бороду... ухвачу его за гриву белую...» «Пальнем-ка пулей в святую Русь!»; «Мы на горе всем буржуям // Мировой пожар раздуем...»; «...до основанья, а за­ тем...» Читатели могут сами продолжить этого рода выдержки из поэтов прошло­ го. Ясно одно, для наших поэтов того времени ж ажда перемен («Буря бы гря­ нула, что ли...»), причем перемен ради­ кальных — была общей. Ясно и то, что Есенин в событиях 17-го года искренне видел начало великих свершений, зарю светлого крестьянского царства. Совпало многое. Старение, застой цар­ ского аппарата, тормозная система ру­ диментов крепостничества, так и не до­ ломанная Столыпиным, кастовость об­ щества, где сохранялись привилегии по рождению, многое и многое другое, в том числе и либеральная пресса, создав­ ш ая в стране «кислотную среду», в ко­ торой растворялись при содействии экстремистов все побуждения вести страну к лучшему положению естест­ венным, гуманным эволюционным пу­ тем... Но было еще одно — из главных — совпадение. Миссия России, сознание которой стало уже частью русской ду­ ховности, души, национальной чертой — миссия России — нести свет добра и братства всем народам, она совпала с лозунгами революции. (Замечу в скоб­ ках: еще в четырнадцатом веке монах Николай Кузанский трактовал лозунг о свободе, равенстве и братстве, как один из образов Святой Троицы). Именно это совпадение и отнесло поэта к Библии, именно это совпадение привело Есени­ на к отрицанию СТАРОГО, к радостно­ му приятию гибели СТАРОЙ Руси. Вспомним же теперь, что там сле­ дует в «Иорданской голубице» после строк — «Мать моя — родина, //Я—боль­ шевик...» А дальше следующее: Ради вселенского Братства людей Радуюсь песней я Смерти твоей. Крепкий и сильный На гибель твою В колокол синий Я месяцем бью. «Большевизм» Есенина — отдельная те­ ма. «Я — большевик» — наиболее чет­ кий знак, образ, выражение пафоса того времени; лирическое «Я» поэта; герой, в которого поэт в данных стихах перево­ площается. Большевик, художественно радующийся смерти своей матери-роди-