Сибирские огни № 010 - 1990

Владимир БЕРЯЗЕВ «КОГДА НАС ПОСЕЩАЕТ ШАЛОУМНОСТЬ...» П ризнаться, после прочтения мно­ жества альманахов, сборников, журнальных публикаций и поэти­ ческих антологий, появившихся в свет в бурном 1989 году, на самом деле при­ ходишь в состояние шалоумности. Это словечко-неологизм и эту строчку, вы­ несенную в заглавие, я обнаружил в сборнике стихотворных сказочек, объе­ диненных почему-то в одну поэму «Ис­ полнение желаний» Александра Щупло­ ва (М., «Советский писатель», 1989). Книжица вычурная, попытка скоморо- шины и пересмешничества, но попытка натужная, с внутренней задачей прой­ тись со смешком по русской истории, а где ж это видано, чтобы скоморох знал — что он скажет в следующую минуту. Но вот строчка зацепила. Хорошая строчка. Именно шалоумность нас посе­ щает нынче, т. е. с одной стороны по­ эты (молодые и не очень) ошалели от всей этой чертовщины, которая в стране творится, с другой стороны, расшали­ лись до безобразия, а с третьей — ша­ лый поток новомодного стихотворчества норовит смыть с поверхности литерату­ ры самое представление о поэзии, как высоком искусстве. В самом начале перестройки, на писа­ тельском съезде, некто из старой гвар­ дии социалистических реалистов бросил нашим литературным демократам упрек в некрофилии. Речь шла о возвращении забытых и сокрытых имен и произведе­ ний, и незадачливый писатель сам, ви­ димо, до конца не осознавал, какого рода обвинение он изволил высказать. Дело прошлое, писатель оплошал или огово­ рился, а Набоков, Ходасевич, Солжени­ цын все равно вместе с десятками дру­ гих в нашу литературу вернулись. Ого­ ворка та была первой ласточкой в войне литературных миров; в этой эпиче­ ской битве стороны продемонстрировали все самые невозможные по своей пато­ логии реалии отношений человека с че­ ловеком; некрофагия, эксгибиционизм, вампиризм, однополые любовные страс­ ти, черные мессы и шабаши — все это равно относится и к тем, и к этим. На­ конец, в последнее время дело доходит до откровенного каннибализма — свод­ ки с мест сражений, последние сшибки в периодике, в различных конференц- залах, на торжественных вечерах пре­ зентации того или иного издания свиде­ тельствуют, что процесс вступил в кри­ тическую, непримиримую для сторон фазу: Богоматерь, жрущая младенца... Уже поздно. Каннибализм в литера­ туре и в стихотворном потоке, в частно­ сти, стал реальностью. Не подготовлен­ ный к такому обороту читатель законо­ мерно поинтересуется: как, вообще, можно было произвести на свет такую1 чудовищную строку, у кого рука подня­ лась поставить рядом, столкнуть три этих слова, объединить их ради неслы­ ханного кощунства, которое несомнен­ но продиктовано было лишь глумливым тщеславием, а замешено на непонятной для черни, для толпы игре? Да, игре в пас с традицией восточной философии. Автор этой строки и уже многих по­ добных строк — человек, весьма из­ вестный среди поэтического племени 80-х годов. Когда-то он писал прекрас­ ные стихи, которые были на устах у очень многих и в Москве, и за ее преде­ лами: Я добрый, красивый, хороший И мудрый, как будто змея. Я женщину в небо подброшу, И женщина станет моя. Разумеется, это Александр Еременко, король поэтов, вернее, король москов­ ского авангарда, коронованный на ло­ кальное околоарбатское царство своими друзьями-поэтами года четыре назад в одном из литературных кафе столицы. Впрочем, значения А. Еременко не сто­ ит преуменьшать. Он имел и по сей день имеет влияние (и не малое) на об­ щую ситуацию в поэтическом аван­ гарде, я бы даже сказал, что он был точкой отсчета, исходным тезисом того направления, которое, с подачи К. Кед­ рова, получило название «метаметафо- ризм». Хотя можно проще и, как мне кажется, точнее — «идиомизм». А. Еременко первым с блестящим юмором и лихой по своей талантливо­ сти парадоксальностью самым неожи­ данным образом начал сталкивать в своих стихах устойчивые обороты речи,