Сибирские огни № 010 - 1990

Уж лучше идти в портнихи. Или «в монастырь или замуж за дурака». Платон считал, что для благоденствия страны каждый дол­ жен заниматься своим делом. Из сказанного женщина слышит только приятное сердцу или понятное. Она немедленно отозвалась только на то, что услышала: — За дурака? За тебя, что ли? Это, значит, оне обидемшись... — Феликс, — говорю я, — ты еще не прочитал у своего люби­ мого автора, что обидчивость — из главных признаков психологии дикаря? Для него просто трагедия, если о нем думают «не так». Для него всегда «быть» происходило от «слыть». И только нам, способ­ ным стоять на своих ногах, без подпорок чужого одобрения, начхать, кем мы кажемся вам, — обращаясь с последними словами к Олесе. Феликс сказал: — Я прочитал у него: если бы женщина была существом мы­ слящим, то она, тысячелетия проведя на кухне, уже давно открыла бы величайшие физиологические законы и овладела бы врачебным искусством! Масла в огонь! Огонь вздулся, брызги шипящего масла посыпа­ лись искрами, не будет нам пощады: — А женщина всегда и была врачом, ведуньей, бабой-ягой! Ес­ ли ты хочешь знать, женщина может! Я докажу тебе! — это ко мне, Феликс не в счет. Это ведь я нанес ей кровную обиду. От Феликса не больно, от меня больно. Я предатель. Ах ты, милая моя. Но како­ во их женское тщеславие! Этак ведь можно додразнить их до че­ го-нибудь серьезного. Само по себе серьезное их не вдохновит, но вот чтобы «доказать» — запросто. Хоть в огонь, хоть в замуже­ ство, хоть в самоубийство — одинаково. А что, пусть преступление моего теоретического подсудимого будет состоять в том, что он идейно привел к смерти такую вот Оле­ сю. Может получиться интересно. Убийца он или нет? А? Но музыка... Подоспела на магнитофоне. Кто это, умный, ска­ зал, что музыка — прообраз мироздания, и сумевший пересказать ее словами объяснил бы мироустройство. Недаром тело слушается музыки вернее, чем мысли. Ведь тело знает больше, чем разум. Феликс выпрыгнул на середину комнаты, подтянулся, дал себе секунду собраться — и пустил, бросил себя в танец, как в водоворот. Стройные ноги его, чуть присогнутые для пружинности, четко рабо­ тали, поочередно включая безукоризненно эластичные мышцы. Я любовался. Олеська любовалась. Между мною и Феликсом была раньше нежная дружба, в иные минуты желавшая тесного объятия (вот я уже и испугал вас, а? Но я не дам вашим подозрениям сму­ тить меня. Когда мне было лет двенадцать и мой доберман бесился и рвался с поводка в безудержной свадебной судороге, я презирал его за подверженность низким инстинктам — «ты же благородная соба­ ка!», я хотел его насильно оградить от падения. Не было во мне со­ чувствия к его презренной нужде. Я хорошо запомнил, ч е г о я ли­ шал своего пса. И когда я подрос, и когда услышал этот дикий зов в собственной почерневшей крови, я уже не имел права пойти на поводу у животной этой силы. Не выше ли я своего пса? И потому не бойтесь, что я не держу своих мыслей на привязи. Они не куса­ ются). Итак, Феликс отплясывал, а по лженаучной теории Корабель- никова (моя мать так и говорит: по лженаучной теории Корабельни- кова; я не знаю, кто это такой) человек, двигаясь, работает как колебательный контур, меняя в движении свою электрическую ем­ кость и индуктивность, и тем самым генерирует электромагнитную волну. Мы способны воспринимать это излучение — песнь танцующе