Сибирские огни № 009 - 1990

поэзия НАРОДОВ СИБИРИ Иван ФЕДОСЕЕВ НА МОГИЛУ ПИСАКИ КЁППЁНЭЯ Жил-был, говорят, Кёппёнэй Суруксут, большой прохвост. От шамана не отставал он, шаманий хвост. Черным светлое замазывал, не скупясь. Может быть, доносил, да не видел,, где свет, где грязь! Ах, любил он над всеми смеяться. Смеялся всласть. Что ему справедливость! Были бы деньги и власть! Он юлил, он ужом извивался, насколько хватало сил. Голове Джохсоту обо всем всегда доносил. Был глазами, ушами его, получал все любой ценой, Кулаком был Джохсоты, копытом, кусачей собакой цепной. Самых лучших и самых отважных без конца изводил-предавал. Только мстил-разрушал, только ложью он всех поливал. Был заносчивым, злобным, с повадками черной змеи. Не жалел яда он никогда на доносы свои.» Кёппёнэй Суруксут Был от злобности худ. Если ветер крепчал. То писаку качал. Но и ветер стихал. Где писака писал. Он наверное думал, Кёппёнэй Суруксут, Что его на погост никогда не снесут. Будет жить-процветать. Без конца предавать... Но встречает погост И того, кто прохвост. Был в безмерной печали Джохсот Голова. О писаке сказал лучше лучших слова. Приказал: черный мрамор достать — на века!.. Много дней миновало, добыли пока И пока привезли его издалека. Вот и памятник встал. Где ж такой человек. Чтобы то написал. Что запомнят навек! День искали и два... Отыскали едва. Был умельцем он, мастером каменных дел. Был искусству его неизвестен предел. В мрамор он непонятный рисунок втесал И штрихи... имя полностью он написал, А под именем — трубка кривая, дымок. Что хотел он сказать — то и выразить смог. Дескать, вы приглядитесь-ка к трубке такой: Криводушен был тот, кто ушел на покой. А дымок поднимается, так же скользя, Как скользит, приближаясь неслышно, змея. И, как яд табака жизнь ничью не продлял, Так писака народную жизнь отравлял. В назиданье доносчикам, жаждущим роз, Черный памятник этот крапивой зарос. Так он, мрачный, под небом стоит голубым. Как презренье народа к прохвостам любым.