Сибирские огни № 009 - 1990
Лизавета надеялась, что не начнет больше разговора о Джерри, но вечером он возник сам собой. Это произошло, возможно, потому, что все ее силы уходили на самобичевание и самовоспитание и их с трудом хватало на светскую беседу. — У вас нет собаки, мистер Лоусон? — спросила Лизавета, ког да они вечером грелись у живого огня камина, такого, вроде бы, не привычного для Лизаветы, но определенно напоминающего ей после военную деревню, бабушкину избу, гудящую печь, куда она, малень кая Лидочка, подкладывала подсушенные за день полешки. — Поче му-то я была уверена, что вы держите собаку... — Нет, сейчас нет... У Тома в саду есть собаки, помните, что вы видели вчера?.. И у меня был сеттер еще недавно. Я не мог его брать с собой в поездки, и он тосковал. Возможно, потому он и умер рань ше, чем положено. — А что делает Джерри, когда вы уезжаете? — Следит за домом, помогает отцу. Читает. Он вообше весьма начитанный человек. Иногда меня не бывает здесь по году и дольше. И вот когда я возвращаюсь после такой долгой отлучки, я знаю, что дом в полном порядке. Это важно для меня... весьма важно, пони маете? — И он всегда так и жил в вашем доме? — Я вам говорил: Джерри — младший сын Тома. В молодости Джерри уезжал ловить... искать судьбу, что-то у него не получилось там, на континенте. Он вернулся домой, Том попросил за него, и я взял Джерри к себе. Тогда уже моя жена болела, ей было трудно вести дом... Лизавету кольнуло: мистер Лоусон впервые сказал о своей жене. Сказал так, как будто Лизавете давно все было известно о женщине, которую он назвал своей женой. — А раньше ваша жена все делала сама? В таком большом доме? — Вы меня не совсем поняли, Бетти. Жена вела хозяйство. А работу по дому выполняла прислуга. И жена Тома помогала... Их не стало почти в один год. Моей жены и жены Тома. Мистер Лоусон замолчал и долго сидел так—неподвижно, скорб но, положив руки на подлокотники кресла — только пальцы чуть- чуть вздрагивали. Потом он что-то прошептал по-английски, и Л ^авета, не зная смысла слов, поняла их трагизм. — Мистер Лоусон, — осмелилась она после невыносимо дол гого молчания, — мистер Лоусон... — и еще раз осмелилась и поло жила руку на его дрожащие пальцы. — Конечно, да... много жизни уже ушло. Безвозвратно. Но ведь еще есть время впереди. И жизнь. Кое-что из нее... вот даже еще сегодня... жизнь... Да, ведь правда? Мистер Лоусон? Он улыбнулся, накрыл ее руку своей и держал так, пока дрожа ние его пальцев не угасло. — Бетти, вы правы, конечно. Есть еще жизнь. И впереди, и сего дня. Надо жить с этим... с этой мыслью. Вы правы, Бетти. Он поднес ее руку к губам, согревал ее и шептал непонятное. Лизавета в конце концов пошутила: — Вы прямо пошептали над рукой... Тень обиды будто промелькнула по лицу мистера Лоусона. — Вы меня не поняли... — заспешила Лизавета. — У нас так говорят: пошептать. Поколдовать, значит. Вы поколдовали над ру кой, и она перестала болеть. Совсем перестала. — У вас болит рука, Бетти? Почему же вы не сказали об этом раньше? - («тгтдбве мэз ю; <”-г щттэЯ ,нттаЯ
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2