Сибирские огни № 009 - 1990

Запахи наплывали неизвестно откуда, тихо печалили Лизаветино сердце, и она уже хотела спросить мистера Лоусона, чем это пахнет в его замечательном саду, как из-за густых зарослей вылетели две весе­ лые сооаки, затормошили ее, ласкаясь, кружа, подпрыгивая, — Ли­ завете показалось на миг, что собак не две, а много, и все они одина­ ково черны и лохматы... Собаки не обращали никакого внимания на окрики ^мистера Лоусона и стихли только тогда, когда к ним подошел высокий старик, чем-то неуловимо похожий на мистера Лоусона, но очень сутулый и совсем-совсем седой. Он ни слова не сказал собакам, но они тотчас затихли и присели поолиже к Лизавете, пытаясь как-то устроиться на носках ее туфель, а смотрели на хозяина, и Лизавете оставалось только любоваться их крутыми затылками и торчащими ушами. Гуд ивнинг, — различила она слова мистера Лоусона, отвеча­ ющего на приветствие старика. — Гуд ивнинг, Том... Мистер Лоусон прибавил к этому еще несколько фраз, дважды повторив «Бетти, Бетти» и поглядев на нее. Старик тоже смотрел на Лизавету и кивал, кивал вслед словам мистера Лоусона, и седые воло­ сы старика шевелились от ветра и кивков почти у самых его сутулых плеч. Мистер Лоусон сказал Лизавете: Все, что вы видите здесь, Бетти... — Он сделал паузу, давая возможность Лизавете прийти в себя от этой перемены в обращении, и продолжил: — Все здесь сделано, посажено руками Тома. Иногда мне кажется, Бетти, — уже без всякой паузы сказал мистер Лоусон, будто всегда и было заведено так ее называть, — мне кажется, что весь мир сотворен руками Тома... Лизавета так растерялась от всего происходящего, что стояла молча, держа руки на загривках собак, не зная, надо ли, знакомясь с Томом, подать ему руку, и как вообще обращаться к старику: просто «Том» или «мистер Том» — этого она тоже не знала, хотя в Москве ей, наверняка, что-то по такому поводу растолковывали. Сейчас, Бетти, Том покажет вам свою гордость — хризанте­ мы... — сказал мистер Лоусон, разрушая ее растерянность, и сам повел ее дальше по саду, но через несколько шагов собаки, а потом и старик вырвались вперед. Еще изгиб тропы — и вот, в начинающихся сумерках, встали пе­ ред глазами высокие, пышно цветущие кусты. Их было очень много, росли они группами, разделяясь по окраске: желтые, почти коричне­ вые, сиреневые, белые... «Сколько их, сколько... Конечно, вот откуда запах... вот сколько запаха...». Их невозможно было рассмотреть, голова туманилась от велико­ лепия, кружилась от влажного вечера... И этот запах — море запаха вокруг... в нем горечь жизни и красота увядания... Но Лизавете только казалось, что она пытается что-то осмыслен­ но воспринять. Она стояла недвижно перед излучающими жизнь цве­ тами, и губы ее дрожали, а по щекам катились слезы, и она не в си­ лах была остановить их. Лизавета и раньше знала, что может заплакать от потрясения красотой. С нею было это однажды в Ташкенте, в театре оперы и ба­ лета. Когда их водили там из холла в холл и разъясняли смысл боже­ ственного убранства, — она еще кое-как сдерживала себя. Но когда вошли в последний, седьмой, зал, самый просторный, самый высокий и возвышенный, — объяснять уже ничего не нужно было: здесь си­ дел у стены, под плакучей ивой, обычного роста человек — спокой­ ный и мудрый — Навои. И встретившись с его взглядом, пробившим­ ся к ней, Лизавете, через тысячелетья, — она заплакала. Вся окру­ жавшая их красота была единая и ,единственная и для этого сидяще­ го тихо и скромно человека, и для Лизаветы. Красота не была абет-