Сибирские огни № 009 - 1990
— Мягкости и покоя... — повторил мистер Лоусон мягко и по койно, глядя в Лизаветино лицо. Только теперь она заметила, что они уже не ходят в толпе, а стоят меж зеленых лиан, заполняющих пространство окон и стен, в тени высокого дерева. Ствол дерева уходил в клочок тщательно взрыхленной почвы, тогда как ноги Лизаветы и мистера Лоусона сто яли на синтетическом ковре. Меж листьев, у самых веток дерева цвели пучками причудливые бело-желтые цветы и висели гроздьями зеленые плоды. Лизавета нарочно отвернулась к дереву, чтобы от влечься от пристальных глаз мистера Лоусона. Она даже потрогала жесткий волнистый листок, чтоб отвлечение от собеседника было бо лее полным, а когда опять повернулась к нему, то увидела, что ми стер Лоусон по-прежнему смотрит на нее сверху вниз — в силу сво его роста, а возможно, и не только! «Что это я? — тут же одерну ла она себя. — Смотрит и смотрит. Обычно смотрит, да и всё». — Слушайте, мистер Лоусон, уведите-ка меня, пожалуйста, от этого растения, а то мне так и хочется... так и тянет сорвать его плод... — Кажется, это кофейное дерево, — сказал мистер Лоусон, от влекаясь от лица Лизаветы. Он протянул руку, сорвал зеленый плодик и подал его ей... Только в гостинице она стала немного успокаиваться — прихо дить в себя, повторяя неоднократно жесткие фразы, вроде: «Ты не за этим прилетела сюда, дура!..» — и жалко пытаясь вспомнить хоть что-нибудь из прошедшего дня — что-нибудь, не связанное с этим че ловеком. Все-таки как трудно, как трудно было сказать ему: «До встречи утром!» — и даже решиться подать руку — так, на всякий случай, неизвестно зачем, ну, не для целования же! И потом, уже в номере, зарывшись носом в плоскую подушку, понять, что это уже всё — большего не будет и быть не должно. И мерзнуть всю ночь, и всхлипывать, и слышать, как за окном, за шторой, всхлипывает мокрая осень. 11 А когда Лизавета вернулась домой, уже лежал снег, — она, ка жется, навсегда запомнила свое тогдашнее ощущение: после ветре ного, дождливого Лондона — такая же промозглая ноябрьская Мо сква, торопливый отъезд из нее, как будто бежала — домой, домой! А дома — снег, морозец... Красота! И теперь, всякий раз, как утром выходит на работу, вспоминает далекую — западную — сырость и зябко поводит плечами, будто та сырость холодит их... 12 Вернувшись домой, Лизавета не узнала тех, от кого уезжала всего лишь на две недели. Люди показались ей мелочно вздорными и очень напомнили тех пятерых московских писателей, чьи свары на блюдала она только что в чужих краях. А может, это сама Лизавета изменилась, находясь еще в плену своей влюбленности, а скорее — очарованности мистером Лоусоном? Но ей упорно казалось: отношение окружающих изменилось. Было это странно: в общем-то, кого нынче удивишь заграничной поезд кой? Кто где только не побывал! Почему же так недоброжелательно встретили ее в родном конструкторском отделе? Откуда злоба, раз дражение — эта немилость? Даже со стороны лучших друзей? То и дело до Лизаветы доходили язвительные реплики в ее ад рес. Язвительность касалась всего: и ее начинающегося писательства («взялась не за свое дело, семья развалилась •*+■ее и это не остаыоЕи-
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2