Сибирские огни № 009 - 1990
— не боюсь об этом сказать, — протя нул томик мне. Добавил о реликвии: — Ведь это книга знаменитого ураль ского сказочника Павла Петровича Ба жова —одно из самых первых изданий «Малахитовой шкатулки»... Подарил мне при знакомстве. Смердов напомнил тогда, что раннее детство у него прошло на Урале, а ура лец Бажов в гражданскую войну во евал недалеко от Новосибирска — в нынешнем Северном районе. И пока я разглядывал книгу Бажова, изданную в 40-е годы, Александр Ивано вич, увлекшись, уже доставал с полки новые томики. Раскрыл один из них. Начал читать. Это были стихи. Мы разучились нищим подавать, Дышать над морем высотой соленой. Встречать зарю и в лавках покупать За медный мусор — золото лимонов. Случайно к нам заходят корабли, И рельсы груз проносят по привычке; Пересчитай людей моей земли— И сколько мертвых встанет в перекличке. Но всем торжественно пренебрежем. Нож, сломанный в работе, не годится, Но этим черным, сломанным ножом Разрезаны бессмертные страницы. Читать на этот раз Александру Ива новичу было все-таки нелегко. Да он и вообще не любил громкой речи. Ска зал, оторвавши взгляд от страницы: — Видите, как получается —мы с ва ми живем в Сибири. Недалеко от Ново сибирска находится Ордынское, где был разбит хан Кучум. Юрга — тоже неда леко от нас. А книги стихов под наз ванием «Орда» и «Юрга» написал петер буржец Николай Тихонов — это его стихотворение Смердов только что читал. С Николаем Тихоновым он был зна ком через своего друга, поэта Геор гия Суворова — автора знаменитых «Сонетов гнева», афористичных строк «Свой добрый век мы прожили как лю ди и для людей», погибшего во время Великой Отечественной войны. Среди других изданий Александр Иванович показал мне в тот раз также книгу Виктора Верстакова «Афганский дневник». Александр Иванович Смер дов говорил, что они познакомились на совещании молодых писателей в Дубул- тах. В семинаре, которым руководил Смердов (а он много внимания уделял молодым), обсуждались тогда стихи Верстакова. На книге Виктора была надпись: «Дорогому Александру Ивано вичу Смердову с любовью и почитанием от ученика. Март 83». Смердов очень тепло говорил о стихах Верстакова, ра ботавшего в то время, по его словам, в военном отделе газеты «Правда»... Вой на в Афганистане все еще продолжала изматывать нашу страну. Мы знали, что и в Новосибирск привозят гробы с пра хом погибших в Афганистане молодых сибиряков. Смердов, потерявший на фронте многих своих друзей, с большой тревогой переживал афганскую траге дию. Стал говорить, что война уносит самых молодых, самых смелых. Вспом нил «Севастопольские рассказы» Тол стого. Потом заговорил о «Валерике» Лермонтова: — Но ведь когда-то же в конце кон цов люди должны научиться жить так, чтобы горькие слова поэта не находили подтверждения в жизни. Прочитал из «Валерика»: И с грустью тайной и сердечной Я д у м ал : «Ж алкий человек. Ч его он х очет!., небо ясно, П о д н е б о м м е с т а м н о г о в с е м , Н о б есп рестан н о и нап расно О дин в р а ж д у е т он — зач ем ?» Помолчал. Кажется, озабоченность его стала еще большей. — Но мы уже не можем теперь ска зать, — добавил он, — что «небо ясно». За разговором мы даже и не замети ли, как веселившаяся за окном, радо вавшаяся весне, вертлявая синичка вле тела в форточку, прыгнула на стол. Александр Иванович рассмеялся, ска зал, что птички нередко залетают, ког да он работает — хоть форточку не от крывай. А когда беспардонная гостья внезапно, как и влетела, выпорхнула с радостью на волю, поэт продолжил раз говор о том, что его волновало: — Все-таки самое главное, что че ловек усваивает в жизни — это ни ми нуты покоя! Ни минуты равнодушия ко всему, что происходит! Без этого (я не говорю уже о работе в литературе, в по эзии!) человеческая жизнь в об ществе в наши дни невозможна. Смердов, немало поездивший по свету, видевший и страны Запада, и Китай (его большая книга очерков о Китае — око ло 30 авт. листов—дважды была набра на в издательстве «Советский писатель», в 1960 и 1962 году, но так и не смогла выйти), обостренно воспринимал не обыкновенно драматичные события, происходящие в мире. Хорошо понимал, как нелегко удержаться человеку на покатой, резко накренившейся сцене наших дней. — Не охватить глазом гигантскую воронку водоворота, в которой мы ока зались. Наверно, у него перед глазами в это время проходили те буреломы, которые он видел не раз, был их участником, но уцелел. — Вон она какая огромная — воронка, — продолжил он. — Центр — где-то в начале века. Не лишенный чувства самоиронии и скепсиса, не склонный к переоценке сделанного им в литературе, он тогда, как бы подводя итог разговору, произ нес: — Все-таки думаю, что моя писатель ская судьба, несмотря на ее заурядность, несет в себе какие-то следы времени, в которые мы жили, работали. Рожденный на станции Теплая Гора Горнозаводского района Пермской об ласти в семье доменного рабочего, Алек сандр Иванович Смердов всю жизнь прожил в Сибири, считал он себя, ко нечно, и уральцем, но ставшим в конце концов сибиряком! Его детство и юность прошли на станции Каргат, рас положенной на Транссибирской магист рали, недалеко от Новосибирска.1 В
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2