Сибирские огни № 009 - 1990

еысить дорогой для него образ развед­ чика земных недр: И пусть не украсят витрин и полок Золотом книжным мои труды,— Хочу я за словом идти, как геолог Ходит на поиски новой руды. За взглядами Смердова, разумеется, стоит и романтика 30-х годов, которая не могла не кружить голову молодым людям, влюбленным в свой край, ве­ рящим в счастливое будущее Родины. В начале 30-х годов у многих моло­ дых поэтов, сверстников Александра Смердова, мы неизменно обнаружи­ ваем стихи, в которых говорится о на­ деждах, связанных с творчеством, ма­ стерством. В 1932 году сибиряк Павел Васильев пишет: Мню я быть мастером, затосковав о трудной работе, Чтоб останавливать мрамора гиблый разбег и крушенье, Лить жеребцов из бронзы гудящей, . с ноздрями, как розы, И быков, у которых вздыхают острые ребра, В том же самом 1932 году омич Лео­ нид Мартынов, достаточно известный уже в то время поэт, темпераментно заявляет о своем праве на взаимоотно­ шения с миром красоты: Художник тут вбежал, Он крикнул: «Кто вам позволил рисовать?» «Идите к черту!»— ему я сдержанно сказал И тотчас Покинул этот серый, пыльный дом. Леонид Мартынов ушел из пыльного дома к воздушным фрегатам, на поиск собственного Лукоморья. Ярослав Смеляков в 1932 году напи­ сал полемичное стихотворение «Точка зрения», заканчивающееся такими строками: Я хочу, чтобы в моей работе сочеталась бы горячка парня с мастерством художника, который все-таки умеет рисовать. Художественный мир поэтов рождал­ ся не только в творческой радости, но и в муках, шел смелый поиск новых пу­ тей, отмеченный неизменными надежда­ ми. Этими надеждами, раздумьями жил и А. Смердов. Вот интересная запись в дневнике, сделанная 23-летним А. Смер- довым 5 марта 1933 года, когда он был студентом планового института в Ново­ сибирске. Он болезненно-остро размыш­ ляет над проблемами, которые неизбеж­ но возникают перед ним как молодым поэтом: «Прочитал свои уже «старые» стихи (написанные два — три года на­ зад: «Штурм», «Кисть мастера», «Ну вот и осень...») и поневоле — только что написанные. И не вижу в них той силы, звучания волнующего, которое кипит под сочетаниями таких кажется прос­ тых и обычных слов, не говоря уже о Пушкине и Блоке, но даже у Вас[илия] Непомнящих... Я хотел бы хоть час смотреть на жизнь глазами Блока, слу­ шать его ушами, думать его головой. Кажется мне, что именно в этой способ­ ности несколько по-иному слушать, ви­ деть жизнь и таится талант. А некото­ рые чудаки (именно, по-моему, чудаки, как, например Макарьев, который видит в Горьком лишь удивительнейшую упор­ ную работу над словом) видят талант лишь в творческом упорстве и культу­ ре писателя. Когда люди так говорят, они создают себе ширмочку самоутеше­ ния в своей бесталанности. И это входит в моду: если б, мол, я такой культурой, как Пушкин, владел и я бы писал не­ плохих «Евгениев Онегиных»...». В дальнейших записях он самоукоряет се­ бя, пишет: «Мне очень тяжко от того, что я, готовящийся стать художником слова, не умею проникать в людей». Трагическое крыло суровых 30-х го­ дов в то время многих людей еще не коснулось, хотя коснется позже. Одна­ ко Смердов в начале 30-х годов частич­ но был уже захвачен шкивами репрес­ сивной машины, только-только начи­ навшей работать, во он все-таки не был окончательно затянут в ее безжалост­ ное пространство. В «Автобиографии», написанной Смердовым в 1965 году и уточненной им в конце 70-х годов, он следующим образом рассказывает о вре­ мени и о себе: «Летом 1930 года комсо­ мольской организацией был направлен в Новосибирск для продолжения образо­ вания. Перед поступлением в вуз не­ сколько месяцев работал на строитель­ стве «Сибкомбайна». В том же 1930 го­ ду по комсомольской путевке был при­ нят в открывшийся в Новосибирске ин­ ститут народного хозяйства, который вскоре разделился на два института: Плановый и Кооперативно-торговый. Окончил 4 курса промышленного отде­ ления Планового института, готовился к сдаче госэкзаменов и дипломной рабо­ ты, но в декабре 1933 года, будучи за­ местителем редактора многотиражки, в числе нескольких однокурсников — коммунистов и комсомольцев — был об­ винен в «притуплении политической бдительности и сокрытии контрреволю­ ционных выступлений» и исключен из комсомола и института. При проверке и пересмотре этого дела специальной пар­ тийной комиссией был восстановлен в КСМ и институте, но в последний не возвратился, так как в это время уже сблизился с литературной средой, печа­ тался (стихи, репортаж) в журнале «Си­ бирские огни» и местных газетах, участ­ вовал в молодежно-комсомольском ли­ тературном объединении при местной писательской организации (РАПП) и ре­ шил целиком отдаться литературному поприщу». Беда на этот раз не только миновала молодого поэта, но он вскоре был даже зачислен в число студентов первого набора в Литературный институт им. Горького, стал студентом-заочником, а в Новосибирске ему поручили заведо­ вание литературным отделом в краевой комсомольской газете, которая тогда на­ зывалась «Большевистская смена». Во время работы в газете беда коснулась его более жестко. В той же «Автобиог­ рафии» Смердов вспоминает: «В октяб­ ре 1935 года я напечатал в «Большевист­ ской смене», в связи с 15-летием со дня смерти Дж. Рида, заметку о его книге «10 дней, которые потрясли мир» с ле-