Сибирские огни № 009 - 1990

или там кустики черники, брусники все те же. Розовые и красные сыроежки вылупи­ лись, будто и не надвигается стихия «от­ дыхающей общественности». Мимо скамей­ ки проходим, я ее с гвоздями делал, видно, потому неохотно сижу на ней. И третья верста, и четвертая, а от дома-то уж все пять. Ну, хватит! Покурить пора. Ножич­ ком хворостинку срезать. Зачем — трудно сказать. И тут-то вот, когда закурить при­ шла охота да от комаров отмахнуться (не­ мало их все-таки в июле), у нас подошла и вторая «скамеечка». Колея эта глубокая, но сухая, трактором, видно, проезжена года три-четыре назад. Потом и «ЗИЛы» вывози­ ли отсюды «хлысты», так что слово «просе­ ка» потеряло у нас свое прежнее значение: сколько раньше отводилось на просеку, столько, ну чуть более, теперь занимает лес, а остальное исчезло все, скрылось на реву­ щих машинах, в клубах солярочного дыма, чуть ли не на разбойничий манер. Нечего сказать, на веселенькое место я Вас привел. Что ж, я и сам хожу сюда поч­ ти как на погост. Однако сойдем все же в колею, сядем на осинку с ободранной ко­ жей, лежащую на краю колеи, сотрем ру­ кавом испарину со лба (как-никак пять верст!) и... Нет-нет! — не четвертинку, — «теплинку», Владимир Алексеевич. Ее. Этак «па-доброму, па-харошему...» Естественным будет в этот момент пред­ ставиться: Александров Василий Ефимович, учитель из Подмосковья (есть небольшой городок Озеры на Оке между Каширой и Коломной). Росту я среднего, сложения обычного, годов — сорок четыре, в этих местах и родился. Люблю читать хорошие книжки, бродить по лесу, ловить рыбу удоч­ кой, выращивать цветы, а последнее время березки да елочки стал сажать возле дома. О себе позволю лишь еще добавить, что я учу детей читать и писать. Больше — чи­ тать, потому что учить грамотно писать го­ раздо труднее. Ученики мои в возрасте от двенадцати до семнадцати лет. Да и читать-то немногих из них я научил, а уж работаю двадцать лет. Телевизор совсем отбил ребятишек от кни­ ги, если и попадет в руки книга, то это, не добром будь помянут, одурманивающий и одурачивающий детектив. Часто приходит в голову такая «информа­ ция к размышлению»: учебная программа новая и обширна и сложна (за веком-то поспевать надо, прямо-таки со всех ног не­ стись), так что у добросовестного и физи­ чески здорового отрока на постижение ее от восьми до двенадцати часов в день ухо­ дит; пионерские (комсомольские) сборы, классные и внеклассные «мероприятия» (слова-то никак иного на найдем) и прочие дела с треском барабанных палочек — то­ же время отдай; дома, будь он неладен,— телевизор, с которым подчас трудно сорев­ новаться мне, вооруженному всего лишь книгой да словом (в этой позиции я порой кажусь себе воробьишкой, сидящим на те­ левизионной антенне и пытающимся чи­ риканьем своим заглушить какой-нибудь там «Рубин» или «Рекорд»); кроме того, мало ли своих, чисто ребячьих дел? Так где же время и место книге? Где возможность не глазами только конфетку с экрана слиз­ нуть (да еще хорошо, если там трюфель какой-нибудь, а вдруг просто стекдяц^Ка с резким запахом фр^ктовоц эссенции, что чаще и бывает), так, повторяю, где воз­ можность для мальца, отрока, юноши заду­ маться над строкой, перечитать вновь стра­ ницу, посопереживать, подумать, наконец? Говорят мне в ученых методических журна­ лах: «А в процессе прохождения програм­ мы, на уроке!» На уроке удается мало, их немного в неделе, уроков-то, всего два, а у старших — четыре. «Российская словес­ ность» ныне — «Литература», и мы ее не изучаем, постигаем, впитываем, а «прохо­ дим». Мимо проходим. Сам вижу, что в словах моих начала по­ являться жалобная нота, но поверьте, Вла­ димир Алексеевич, трудно говорить с дру­ гой интонацией, с другим чувством. Есть, правда, и отдушина, если ты ее сам себе не закрыл. Соберешь небольшой кружок чи­ тающих ребят после уроков, возьмешь доб­ рую книгу и читаешь, не спеша, а они, пред­ ставьте, слушают. Глаза широко распахну­ ты, да и рты у иных приоткрыты, ну, право, как мы когда-то в нелегкие послевоенные годы. ■и Не знаю, проверяли Вы или нет действие своего «Ножичка с костяной ручкой» на аудитории в семь—десять человек, когда им двенадцать лет, или пятнадцать, или даже семнадцать? Я проверял неоднократно, тем более, что этот рассказ и «Мститель» знаю почти наи­ зусть и, находясь с ними «на картошке», в лесу, не скован необходимостью держать текст перед глазами. Никто не проронит ни словечка, не сидит с деланным видом, будто слушает, — все слушают.. А когда кончишь — помолчат. Или кто-нибудь вполголоса: «Ножичек у него украли... Эх, ты!» Просят еще. Нарочно испытываю: «А, мо­ жет, про шпионов рассказать?» — «Нет, еще такой же!» Читаю или рассказываю, судя по обстоятельствам, еще. Заметил, что если начнешь ученую беседу, ту самую, от которой должно ждать определения темы, идеи, т. е. рекомендованного нам свыше препарирования художественного произве­ дения, интерес живой немедленно гаснет, глаза скучают, будто говорят: «Ну, вот, Ва­ силий Ефимович, только что было так ин­ тересно, а теперь совсем не то». И уж по­ скольку я с ними дома чаевничаю за книж­ кой или на той же «картошке», а не в клас­ се, то и не завожу я этих рацей. Многие бывшие ребятишки подросли. По­ степенно шли мы с ними через «Каравай за­ варного хлеба», через «Дом и сад», через «Третью охоту» и «Григоровы острова» к «Капле росы», «Владимирским проселкам», к «Мать-мачехе». Кое-кто из бывших «маль­ цов» и семьей уже обзавелся. Заходят. Шу­ мят. — А вот, Василий Ефимович, в «Черных досках»... — А здорово в «Письмах»—о том, как у нас сейчас... — Братцы! «Олепинские пруды» в магази­ не! Скорее, а то московские студенты разбе­ рут, их сегодня на картошку пригнали! Приятно. И уже то «воробьиное» само­ чувствие (на антенне-то, помните?) отдаля­ ется куда-то, словно его и не было. Наобо­ рот, вижу, что среди хрюканья «магников» и «транзиков», среди длиннющих причесок, «платформ» и брючек вроде бы помог око­ шечко открыть к хорошей книге, к челове­ ческому видению' мир'а".