Сибирские огни № 009 - 1990
которых когда-то «низвел» охотник. Перед чумом костер. Над костром большой чугунный котел, в котором ва рится мясо «Медвежьей Головы». По среди поляны стоит идол. Одно лицо его повернуто на чум, другое лицо — на огонь. Двуликий идол, кажется, посмат ривает на всех, кто пришел на «мед вежье игрище». Рядом с идолом столик. На столике «сидит» «Медвежья Голова». На глазах — монеты, на ушах — серьги. Торчат лапы с когтищами — матерый был, вид но, хозяин тайги. Перед мз'жской «Голо вой» раньше плясали четыре ночи и че тыре дня. Перед женской — три дня и три ночи. Окуривали «Медвежью Голо ву» чагой, обрызгивали водой, омывали, целовали, кланялись ей, извинялись, очищались пляской, песней, весельем... ...Вот выходят трое в бухарских хала тах, в остороконечных шапках. Взяв шись за руки, поднимая и опуская их в такт музыке, поют «Песню, спущенную с неба». В ней говорится о том, что мед ведь не всегда был зверем. Предком Че ловека был. По мифам, которые помнят только самые мудрые: он спустился на Землю с Неба. Хотел быть Творцом, Строителем, Созидателем. На Земле много соблазнов, и за ошиб ки был превращен в зверя. Но люди помнят, что он спустился на Землю не зверем: Человеком был, Братом был. За чем убивать брата? И если это случи лось, то чисто случайно. И потому перед низведенным братом — «Медвежьей Го ловой», посаженным на «священный стол»,— извиняются пляской, песней, слезами горести, весельем радости, ис кусства. И во всей этой игре раскрыва ется сложность натуры человека — его высокое и низкое начало, его способ ность перекладывать вину на других: «Не я тебя убил. Убило тебя ружье. Ру жье сделали на заводе. Завод построил... русский!» Песню-откровение вместе с двумя дру гими пел Петр Иванович Юхлымов, ры бак-охотник из таежного селенья Полно ват. А вот в огненном танце со стрелка ми кружится Семен Иванович Юхлы мов, плотник из города Белоярска. Стре лы летают мимо щек, носа, глаз, вьются вокруг тела, сверкают молниями. На ли це его не только капельки пота, но и крови. Сказочно ходит в танце Лельхов, по томственный рыбак из обской деревуш ки Пашторы. Звучит хантыйский пяти струнный нареьюх в мастерских руках Владимира Леонидовича Юдина. Ольга Семеновна Тихонова со своими внуками Сережей и Мариной на ман сийском тумране заставляют оленью косточку сказочно петь дрожащими, нежными голосами. Этот своеобразный женский губной инструмент совсем было забыли. А вот мансийский многострун ный журавль-арфа на фестивале не зву чал. Исполнителей уже не нашли. Уникальность югорского искусства ни у кого не вызывает сомнения. Удастся ли сохранить эту уникальность? Про шедший фестиваль вызвал и у много численных гостей грустные мысли о «красивом прощании» с высоким искус ством, пришедшим из глубин тысячеле тий (по замечанию критика Андрея Туркова). Фестиваль выявил запущенность ра боты по развитию национального твор чества. Фольклор был представлен толь ко старшим поколением. Молодежь не подхватила эстафету: нить преемствен ности вот-вот порвется. И, возможно, навсегда. Впрочем, совсем недавно мало кто проводил специальную работу по подго товке к фестивалю. Руководители куль туры на местах просто брали первых попавшихся на глаза—«поющих, пляшу щих звериные песни и танцы» — и на сцену. И это сплошь и рядом выдавалось за кропотливую работу. Хорошо, если те исполнители были истинно талантливы. А если нет? Значит, истинное искусство оставалось в стороне. Своеобразная под мена, приписка, иначе не назовешь. Чисты и светлы родники югорского искусства и в Нижневартовском, и в Сургутском районах. Именно здесь до бывается большая нефть страны. Поче му же райотделы культуры менее все го озабочены сохранностью националь ных духовных богатств? Мало кто знает, что на этой земле из древле существовали не только добрые пословицы и поговорки, но и глубочай шие заповеди доброго отношения к Зем ле, Тайге, Воде. Все это бытует широко и сегодня, правда, уже на берегах глу хих таежных и тундровых речек. Недавно близ Сургута археологи от крыли так называемого «сайгатинского богатыря». Эта находка говорит о суще ствовании в хантыйском обществе высо кой культуры. Богатырь был похоронен с боевым снаряжением: лук, стрелы, меч, два ножа. На одежде — амулеты, украшения. На глазах — серебряная фольга. Был такой ритуал — класть умершим на глаза серебро. Среди про чих вещей был накосник. Хантыйские и мансийские легенды, рассказывая о бо гатырях, всегда подчеркивали, что ими были «косатые», т. е. с волосами, запле тенными в косы. В ногах богатыря лежал камень. Уважаемым, именитым челове ком был умерший, если к его ногам по ложили камень, привезенный издалека, потому что поблизости таких камней не было. «Сайгатинский богатырь» подтвержда ет мнение ученых, что на ханты-ман- сийском Севере жил народ не только вы сокой культуры, но и обладавший осо бенными знаниями, умевший говорить на тайном языке с огнем: это был народ металлургов, ювелиров, истинных ма стеров «звериного стиля». У манси и ханты этот стиль живет и поныне в ор наментах одежды, утвари, не имеющих аналогов в прикладном искусстве совре менных цивилизованных народов. Раньше считалось, что традиционны ми у древних людей были охота и ры боловство, а орудия из бронзы проника- 'лй 1е'ним юга. Но археологи при рас копках нашли не только сами предме
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2