Сибирские огни № 008 - 1990

ли казаки. «Там! Там!» Отыскивая след, чуть не потопли в болоте. Елфим- ку, остроты зрения для, выбили из зи­ мовья, держали во дворе, пока не опух от гнуса. И с Ганькой тоже. Нелюбопы­ тен. Где приткнулся, там и уснет. А то чистит пищаль. Зелейного запасу не­ много, а он вдруг в ночи выпалил пря­ мо с крыльца. Выскочили: «В ково?» Но Ганьку не били. Здоров, черт. Свешников знал: не может быть тако­ го большого терпения, чтобы сендуху перетерпеть. Но и знал: не может быть сендуха такой пустою. Когда ходил — в места самые отда­ ленные. Присматривался. Искал кочку смятую, след, выдавленный во мхах, ободранную ондушу; если повезет — груду помета, хотя бы сохлого, старого. А — ничего. Лисай рядом. Сам старался быть ря­ дом с ним, со Свешниковым, пугался казаков — хмуры, все норовят задеть. А чего бить? Какая выгода? Кто будет их отпаивать доброй травкой? Просил иногда подержать ту грамот­ ку. Это когда оставались вдвоем. Хитро гадал: что на ней? Намекал туманно: может, и не пустая грамотка. Как-то вдруг потерял. А вот, говорит, держал в руках, вот сюда положил, она, навер­ но, закатилась под кочку. Сам не знал — зачем, но заставил отыскать грамотку. Спрятал в ташку. Поймал помяса на нехорошем: ташка вот лежит, как была брошена, но не­ множко не так, и ремешки перепута­ лись. «Лазил в ташку?». «Ты че! Бес попутал. Свою искал!» Не уследишь, — весь в движении. На Питухина радовался — охотник добрый, птицей кормил. Ерилу хвалил за терпение. С Косым и Кафтановым старался не оставлять людей. Но были дни, уходил в сендуху один. Знал теперь обширные места, более обширные, чем Томская или Сымская волости. Еще б след найти... Шел один. Туман. Висит над землей невысоко, идешь по грудь в нем, как в молоке, а вдали вдруг — голова в темном капоре. Торчит над туманом. Не захочет встре­ титься со Свешниковым, нырнет в ту­ ман и нет ее. А захочет увидеться — ждет, стоит над туманом. — Мэ колдэк, эмэй. Кивала. Чаще всего молчали. Свешников по­ нимал: чего ему ждать доверия? Она тоже понимала что-то свое, смотрела на Свешникова здоровым глазом, а не­ сколько раз случалось — при Свешни­ кове били ее корчи. Мэнэрик. Болезнь. Выносил ее на ру­ ках на какое сухое место. Нес так, что­ бы видеть правую ее щеку, что­ бы не пугаться шрамов ее. Но ведь жи­ вой человек, а живого человека нельзя видеть только с одной стороны. Выно­ сил на сухое место, давал воды, отха­ живал женщину. Иногда говорили. Немного, но говори­ ли. Тогда чувствовали себя по-новому, иначе, чем всегда, чем обычно. Бывало, редко, но появлялась у зи­ мовья. Долго ходила рядом, доверив себя учугу. Бык оленный фыркал, уходил к реке, она трогала коленом его коричне­ вый бок — бык возвращался. Казаки сердились: — Покрой лицо! Сил у них не было смотреть. Серди­ лись: кто так бабу обидел? Вот сидит на быке. Мимо идешь — молчит. Толкни —молчит. Только смот­ рит. Помяс вылезал на крылечко. Коли было время, так и сидел, смотрел на Чуда. А из окошечка на них погляды­ вали или Косой, или Кафтанов. Баба на быке, Лисай на крылечке, через окошечко кто из казаков смотрит. И все молчат. Кафтанов иногда не выдерживал, на­ чинал ругаться. Ну, как так, ругался, вот были здесь люди Сеньки Песка, самовольно были, а ведь видели живых писаных и брали с них ясак! Вот Лисай вообще один тут сидел, а пусть на кукашку, если не врет, но насобирал соболишек, чего же это им, казакам, так не везет? Готов был с самим Свешниковым ру­ гаться. Сам пугался и других пугал: на реке Собачьей зимой, не в пример Лене, хо­ лодно. Вот зимовку на Собачьей никому не пережить. Лисай не в счет, он почти что задиковал. Вот не придет если со своим кочем кормчий Гераська Цандин — ни за что не пережить зимовку. Са- митде знаете, хлад. Дыханье инеем па­ дает к ногам. Кукашку у огня сушишь, она со стороны огня мокрая, а с другой стороны все равно в корке льда. У Ми- куни странности появились. Глазами плох, сядет за стол, голову уронит в ла­ дони. Посидит так, забеспокоится: а как там царь Тишайший, царь Алексей Ми­ хайлович? Де, сидит у окна, ждет ка­ заков... Взглядывал с укором на Свешникова. А то обрадуется: он, Микуня, догадал­ ся! Холгут тот — оборотень! Елфимка, сын попов, и тот. Время при­ дет, пророчил, соберут людишек служи­ лых и торговых, промышленных и зе­ мельных со всех острогов да зимовьев Сибири, одним общим собранием выве­ дут в сендуху служить панихиду сразу по всем пропавшим в той обманной гни­ лой сендухе. Участливо трогал Лоскута за плечо: и по твоему пропалому брату Пашке. Не знаешь, что лучше: дивиться Ел- фимке или того Мочулина слушать. Мир как заколдован. За что ни возь­ мись — зыбь, морок, Видели лис — приходили с полночи, тявкали на отъевшихся собачек. Гнус ярился. Знали: это еще не все. Ждали главно­ го комара — задавного. Он как падает, в воздухе серо, в глаза как песком сы­ плет, а уж сидит — одним комариным плечом к другому. Морок. Темные испарения. Копыта оленьи не знают гниения, топчут няшу, всякую тину, а сапоги