Сибирские огни № 008 - 1990

Айылчи! Гость! —широко улыбнулся хозяин, шагнул к Ге- расе. Тырышкин Герасим,— сунул тот свои маленькие ручки. Бедур, Федор, если по-русски,— пробасил хозяин. Он так сжал ладошку гостя, что она побелела. Потом пошарил на печи и вытащил оттуда хлопчатобумажный пиджак, накинул на свои могучие плечи. Этот пиджак сошел бы Ге- расе за пальто. На пиджаке орден Славы, медаль «За отвагу». Хозя­ ин задвигался, сел, в избе сразу стало тесно, все в ней словно бы уменьшилось. — Марья, корми гостя! Спасибочки, спасибочки! До отвала наелся! —Герася похло­ пал по животу, усиленно его раздувая. — Фронтовик? На каком фронте воевал, земляк? — Нет... Не взяли меня,— Герася опустил голову.—Колчено­ гий я, с детства. Он выдвинул из-под лавки свою кривую ногу. Конечно, можно было сказать, что на фронте задело, но хозяин смотрел на него так доверчиво, что Герасе не захотелось врать. Еще в малолетстве он упал со стога и вывихнул ногу в щиколот­ ке, а может, какие косточки там и переломались, кто знает... На краю деревни жил старик Карабаш, славный костоправ, не такие ноги ре­ монтировал. Отец совсем уж было собрался к нему, но потом махнул рукой: «Ничо! До свадьбы заживет!» К старику-костоправу надо бы­ ло ехать с подарком — парой караваев, куском мяса. Пожадничал тогда папаня, вот и мается Герася всю жизнь с кривой ногой. Сколько он через эту ногу вынес, вытерпел! Мальчишкой —бегать не мог, во­ шел в пору — девушки его стороной обходили, обращали внимание на других — здоровых, ловких. И ведь до сих пор ногу крутит, ломает от усталости или перед непогодой. Но с другой стороны, может быть, на­ до отца за его жадность и благодарить. Будь у Гераси нормальные ноги, пошел бы он на фронт, мог и погибнуть. А за четыре года, что он, сна не зная, ломил в совхозе, тоже отца благодарить? Судьба... Герасю так в деревне и прозвали — «Большой хомут». — Да, тогда тебе тяжело тут досталось, братка,— вздохнул Фе- дор-Бедур, сворачивая самокрутку. У Гераси от таких слов даже глаза замокрели. Ему же обычно проходу не дают — «крыса тыловая», «отсиделся у бабы под подо­ лом», «мы кровь проливали, а ты...» — Нечего, нечего тут дымить! У нас этого в избе нет! — вскочи­ ла Марья, отняла у мужа «козью ножку» и бросила в помойную шай­ ку у порога. А сама пристально, с выражением посмотрела мужу в глаза, покачала головою, мол, как ты того не понимаешь, что не ку­ рят они , табачного дыма они не выносят.—Нечего рассиживаться, одевайся скорее! Опаздываю я! Как бы там тесто не перекисло. Мне ж еще хлеба на всю деревню напечь надо! Федор оказался сговорчивым, встал неторопливо, надел огром­ ную шубу — Герасе из нее три бы выкроилось. — Эх, вечно ты... Не дала толком с гостем поговорить... — Ладно, ладно! Утром наговоритесь... На работу ему надо,— затараторила Марья,—Магазин он сторожит, израненный весь, пен­ сию получает... А магазин-то от пекарни через дорогу. Вот он у меня и сидит. То дровишек поднесет, то печь подтопит... Вдвоем веселей... Шуба на Марье алтайская, с лисьим воротом, с красным куша­ ком, и шапка на ней —тоже алтайская, из рысьих лапок, выдрой отороченная. Такие дела... — Ну, спокойной вам ночи,— сказала она на прощанье.— Хоро­ шо, что к нам завернули, ночевать остались. Есть теперь кому за детьми доглядеть. Я всегда бабушку Дидий просила, а сегодня как раз она к родне отправилась... Вы лампу не тушите. Ночью ребятиш­ ки могут встать... Ну, ночуйте, ночуйте!