Сибирские огни № 008 - 1990

У самого-то на пасеке какой только еды нет! Взять только мясо: говядина, баранина, курятина, гусятина, утятина... Про мед и гово­ рить нечего — выпьет утром натощак полстакана свежего меда, и по­ шел работать. Огород большой — всего полно. А шагнешь с порога — грибы, ягоды. Рыбы надо — река рядом. Шишек —кедрач за огородом. Только конину он не ест, вера не велит, и свинины у него не водится. Держал как-то двух поросят. Шустро бегали они по лесу, только пя­ тачки красные от малины-смородины мелькали. А потом—все, про­ пали — медведь их задрал или волк зарезал... Эх, а мед... По правде, не дает Герася жене разгуляться, когда она варенья варит, прижими­ стым становится, каждый стакан считает, все боится план не дать. Вот зимой внуки и обижаются, пробуя это варенье в деревне: «Кисло, меду пожалел!» Чем хороша пасека — еды хватает. А давно ли кору готов был глодать... Славно Герасе, сам сыт-обогрет, и Соловко сыт. «Не жалейте, бросьте еще навильник, сена много»,— сказала хозяйка да еще вы­ несла старый потник — укрыть спину лошади. Звали ее действительно Марья. Средних лет, среднего роста, сред­ ней внешности и привлекательности: поздороваешься — узнаешь, по­ прощаешься — позабудешь. Но говорливая — слова вставить не даст. «Давно не говорила по-нашему»,— нет-нет да вставляла она в разго­ вор. Выяснилось даже, что они с Герасей не чужие друг другу люди: ее дальние родственники оказались дальними родственниками очень дальних родственников Гераси. Правильно говорится: кони знако­ мятся через ржанье, люди — через разговор. И всегда оказывается так, что у всех людей в глубине хоть один корешок, хоть самый ма­ ленький — находится общий. В горнице на кровати разметались во сне два мальчика. Щеки от тепла раскраснелись, волосы рыжие улеглись, спят не шелохнутся. Одному года четыре, другому лет пять. — Устали, наработались,—ласково посмотрела на них Марья.— Весь день шастали на улице: то с горки катаются, то по льду. Вече­ ром насилу загнала в избу. Поели да так за столом и заснули. Мужич­ ки мои, мужички... Герася хотел спросить про отца ребятишек, но не насмелился, ре­ шил после узнать. Сверх всего радовали Герасю две иконы, тихо и по-родительски глядящие на него из темноты горницы —Христос и Богородица. Ка­ жется, кивают они Герасе: не беспокойся, здесь люди свои... Слава богу, все хорошо. Ночлег есть, похмелье ушло, и... Тут на печи за пестрой занавеской вдруг оглушительно закашлял мужчина! Да так гулко и неожиданно, что Герася глаза от страха вытаращил. Гудела, ухала грудь у того человека, словно по пустой бочке били ду­ биной. Кажется, вся изба сотрясалась. Если так громко кашляет, сам- то он какой?! Из-за занавески высунулись, опустились босые ноги с толстенны­ ми кривыми пальцами, не ступни —лапы, не голени —мослы кон­ ские. Сорок последнего размера... Наконец откинута вся занавеска, с печи, покрякивая, тяжело спу­ стился огромадного роста мужик. Выцветшая рубаха вся так и топор­ щится, бугрится от мышц. Не дай бог такому в лапы попасть — жи­ вым не вырвешься. Но не этого испугался Герася. Не этого. Перед ним стоял алтаец и на груди у него не было креста! Нехристь... А он в его доме... за его столом... из его чашки! «Господи, боже мой!»— безмолвно взмолился Герася, глянув на иконы.