Сибирские огни № 008 - 1990
на день-другой. Чаще наведывался «генерал Топтыгин», пока его Ге- рася из ружья не понужнул... Да и что Герасе люди, если жена Прасковья рядом. Людям одно — меду поесть, медовухи попить, минувшую войну вспомнить, от ко торой сердце еще не остыло. А медовуха всегда найдется. Даже вот рамки помыл, воду эту слил в бочонок, и зашептала она безо всякого-якого через пару дней. Тот бочонок достался Герасе от прежнего пасечника. Вмурован он был в глинобитную печь, видать, еще с доколчаковских времен. Сам Герася не очень охоч до хмельного — дуреет он по пьяному делу, драться лезет. Так что от деревни подальше — самому спокой нее. Ведь сам замухрышка, соплей перешибешь, а начнет топорщить ся — выбирает кого поздоровей, посильней. Или к фронтовику при вяжется, у которого орденов-медалей погуще... Получал он за это ре гулярно, потому и подался на пасеку. Но и деревенских не надо оправдывать. Кто их за язык тянет? Сидят, бывало, за столом, все чин чином, и надо же кому брякнуть: «Герася, ты помело-то свое со стола убери! Герася, подмети у меня во дворе!..» Герасе через год пятьдесят стукнет, а его не то что по отчеству, его и Герасимом-то никто не называет. Бывает, конечно, и на пасеке он раздухарится, начнет «права качать», но тут Прасковья (а баба она дородная) навалится на него всем телом, Герася недолго подрыгает ногами и уснет. Но не только все это... Тяжело ему стало в деревне. Нет в колхозе теплого местечка, сидячей работы. В правлении — грамотеи, а Герася и расписывается, как курица лапой. Всю жизнь он работал, работал, надеялся — вот-вот наступит коммунизм, всего будет — завались! А тут — война... Не взяли его на фронт из-за хро моты. И вот пришлось чертомелить все четыре года. Спину теперь раз ламывает, суставы болят, пухнут. Потому-то еще и решился Герася перебраться на пасеку. Думал, тут — рай. Пчела — не корова, много ли ей надо ухода. Да, как говорится, испугался пенька, а набежал на медведя. Так и у него получилось. Сто двадцать ульев-колод. Пока таскаешь, меняешь рамки, медогонку крутишь, за роями следишь, то да се — мало ли работы!— не заметишь, как прошел длинный, точно год, летний день. Уж по темноте свалишься на топчан и не в силах перевернуться на другой бок... Да еще надо свое хозяйство вести — сено скоту поставить, ого род поливать, окучивать. В тайге магазинов нет, самому надо кор миться. И на все эти работы — они вдвоем с женой. За них никто не сделает. Зимой, правда, легче, когда поставишь колоды в омшаник. Мож но бы зимовать и в деревне, среди народа. Но где там... Скотину-то с кем? Две коровы да телята, пяток овечек да ягнята, даже лошадь своя есть сверх колхозного Соловка. За всеми доглядеть, сена задать, са- райки почистить, лед в проруби каждый день долбить... Пастбища, покосы тут есть. Можно было бы еще скотину дер жать, да налоги прижимают, устав колхозный окорачивает. Хорошо хоть налог по молоку за них сдает сноха. Герася после рассчитывает ся с нею медом. У него десяток своих колод. И еще одно держит Герасю зимой на пасеке — охота. Где собо- лишка, где бельчишка, а то и сохатый на него набредет. Можно и мед ведя проведать. Летом он на пасеку, зимой — пасечник к нему. Нель зя Герасе без охоты. Это и в хозяйстве приварок, и душе добрая по теха. Меду накачал нынче не ахти. Будет план или нет?.. И травы бы ли густые, и цветы обильные, но лето выдалось опять, как на грех, дождливое. Не смогла пчелушка-голубушка хорошо потрудиться. Да 70
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2