Сибирские огни № 008 - 1990

Умела я рисовать лишь домики и цветы и однажды обнаружи­ ла: все ребята, как один, рисуют домики и цветы. Исключение сос­ тавляет двоюродный брат Кирюши — Гоша Добронравов. Он изобра­ жал одно и то же — лошадей, морды у них были странно вырази­ тельны: казалось, они то улыбаются, то, ощерив зубы, зовут о помо­ щи. И всегда, наверное, чтобы я не сомневалась, подписывал: «ко­ ни». Раскрашивал Гоша своих коней в яркие цвета. Дотошная Нас­ тенка, заглянув к нему в тетрадь, оповестила: «А зеленых и синих коней не бывает». Гоша солидно ответил: «А это как поглядеть». Самое забавное: когда я устроила выставку ученических рисун­ ков — заведующий повторил Настенкино замечание: «А зеленых и синих коней не бывает,— и поучительно добавил: — фантазия иска­ жает советскую действительность». Кирюша не пришел в школу. Он редко-редко пропускал заня­ тия. Гоша сообщил: «Хворый он, шибко занедужил». Я привыкла к Кирюшиным как бы слушающим глазам, жадно впитывающим каж­ дое слово. Сидит замерев, с чуть приоткрытым ртом, лицо бледное, на висках просвечивают голубые жилочки. Кирюша часто прихва­ рывал, но чуть отпустит — приходил, хоть и с хлюпающим носом, и с обмотанной материнским платком шеей. Когда Кирюша и на другой день не появился в классе, Гоша сообщил: «Похужело Кирюхе». После уроков я отправилась навестить больного. На крышах гор­ батятся наметы снега, из оконцев просвечивается на улочку-кривулю тусклый свет. Избы неказистые. К задней стенке впритык стайка, чтобы больше сохранить тепла. Избу Добронравовых я нашла по ри­ сунку Кирюши. Он как-то изобразил избу, а рядом высокий кедр, и пояснил: «Маманя ругается — тень от него в огороде. Сруби да сру­ би, а батя: грех такую красоту рушить». С крылечка шагнула в избу: ни сеней, ни кладовок. В нос уда­ рил спертый воздух. В углу теленок, рядом с дверью — курятник. За столом тощие ребятишки что-то хлебали из общей чашки. Коптит без стекла керосиновая лампешка. Вдоль стен некрашеные лавки. В углу икона, обрамленная вышитым рушником,— вероятно, един­ ственное богатство хозяев. У печки орудовала ухватом старуха. Она обернулась на стук двери. Да нет, еще не старая. Вот у кого Кирюша взял яркость глаз. На иконах такие лица. Заправив полуседую прядь волос под платок,— женщина схватила табуретку и вытерла ее фартуком. — Трошки сидайте. — А где?..— Я огляделась. Кирюша лежал, укрытый кучей тряпья на лавке у печки. Лицо у мальчонки багрово-красное, нос за­ острился, дыхание с хрипом вырывается из полуоткрытого рта. — Кирюша,— тихонько позвала я. Он не пошевелился. Мать заплакала. — Кажись, помрет. — Тише, ради бога,— тише. — Да не чует он. Хоть криком кричи... Мать потянула меня за рукав в угол за печкой. — Еле уговорила фельдшера прийти. Знал, холера, что нечего с нас взять. А мест, мол, в больнице нету. Да и на чем повезешь? Комендант нипочем коня не даст. И тут, еще не подумав, как я добьюсь и добьюсь ли, я заявила: «Я сама повезу Кирюшу в больницу. Лошадь мне дадут. Не имеют права не дать. А врач на Главстане у меня знакомая». Женщина покачнулась и стала опускаться, бормоча: — Дай Господь Бог вам здоровьичка... Дай вам Бог... Я растерялась, принялась ее поднимать. Бессмысленно тверди­ ла: