Сибирские огни № 008 - 1990
пятьдесят. Спецпереселенка. Болезненная. Молчаливая. Порой она казалась мне не совсем нормальной. Спросишь о чем-нибудь, а она молчит. Вдруг начнет сама с собой громко разговаривать. Герасимовна с грохотом швырнула у печки охапку дров, подо шла ко мне и, оглядываясь на дверь, зашептала. С трудом я уяснила: зав хотел на меня пожаловаться началь ству, а Максимыч не велел. Оказывается, наш зав являлся на уроки «пьяным-пьяно» и Максимыч за него вел уроки. Вот будто бы он и сказал: «Жаловаться — так жаловаться». Выходит, Максимыч за меня заступился. Спасибо ему. Но Григорий Степанович этого так не оставил. Он заявился на последний, перед зимними каникулами, урок русского языка и, по ложив передо мной листок, вырванный из тетради, сообщил, что из районе прислали контрольный диктант. Пробежав глазами текст, я поняла, диктант, по меньшей мере, для семиклассников. Весь урок зав прохаживался по рядам между парт, следил, что бы ребята не списывали, а после урока собрал тетради, сказав, что сам проверит. И, обратясь ко мне, внушительно произнес: — Будем обсуждать на педсовете. Что обсуждать? Кого обсуждать? Господи, да меня! Позор-то какой. Выгонят. Мелькнула трусливая мыслишка: взять да подать заявление. Ушла по собственному желанию. А причина? Тяжело хо дить так далеко. Возвращаться в темень, в пургу. Стало до того жал ко себя, что не удержалась — всхлипнула. Нет, нет, не себя жалеть, а их. «Братики померли, когда нас гнали... Уйти — предать их...». На педсовет не явился председатель родительского комитета. Зав послал за ним Герасимовну. Максимыч предложил начинать. Григорий Степанович не согласился, что-то записывал, просматривал мою тетрадь, планы уроков. Максимыч склонился над газетой. Жена зава зевала, прикрыв рот ладошкой. Наконец появилась Герасимовна и с порога бухнула: — Жинка казала, вин не прийдеть. Шибко выпимши. — Может, разойдемся? — предложил Максимыч. — Заседание считаю открытым,— объявил Григорий Степано вич. — Я должен довести до сведения коллектива о позорных ре зультатах контрольного диктанта в четвертом классе. Прошу, това рищи, отнестись сурьезно (он так и сказал: сурьезно) к данному воп росу. Мы должны поставить на вид молодому педагогу, и если она и дальше так будет работать, то придется искать замену. Хотя знаете — с кадрами у нас в районе плохо. Кто желает высказаться по дан ному вопросу? — Григорий Степанович уставился на жену. На хорошеньком личике Полины Федоровны ничего не отрази лось, она зевнула и тихо проронила: — Сам высказался. Зав обрушился на жену. Как расценить ее поведение? Разве ее не касается, к каким показателям пришел класс, который она вела? Максимыч недвусмысленно вставил: «Вот именно». Зав принялся доказывать, что ученики перешли в четвертый класс с хорошими оценками. — Оценки-то были дутые,— спокойно заметил Максимыч.— Ваш диктант ровным счетом ничего не доказывает. Диктант не для четвертого года обучения, а по меньшей мере для шестого или седь мого. И вообще: никто этого диктанта не присылал — вы все при думали. И вместо того, чтобы грозить молодому педагогу увольнени ем, надо ему помочь. Говорил зав, что-то толковал Максимыч,— я ничего не слыша ла, все мои усилия были направлены: только бы не зареветь. Когда в тот же вечер я рассказала мужу о педсовете — он при шел в ярость. Давно пора уити из школы. Постоянные переживания.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2