Сибирские огни № 008 - 1990
Бывает так: вдруг память высветит, как вспышка молнии высве чивает в кромешной предгрозовой темени убегающую в никуда лес ную дорогу, стог сена на поляне или заброшенное строение в поле. Так и слова Ганны, как вспышка молнии, высветили ту горько-горест ную ночь в предзимье в моем родном Старом Городе. ...Мама разбудила меня за полночь. Коротко сказала: «Одевайся потеплее, кажется, вот-вот пойдет снег, возьми мою шаль». Испыты вая непонятную тревогу, я торопливо оделась и вышла в кухню. Ма ма из печки вынимала румяные калачи и складывала их в плетенные из рогожи сумки, туда же, завернув в газеты, заталкивала бутылки с горячим молоком. «Зачем? Это кому?» «Потом, дорогой скажу. На крой калачи полотенцем. Скорее, скорее»,— торопила мама. Муку ма ма получила в торгсине за обручальное кольцо. Берегла на черный день. А тут кому-то понесли. Одеваясь, сказала: «Вот-вот повезут рас кулаченных. Все это глупости о врагах народа. Крестьяне всю жизнь кормили Россию хлебом». Нагруженные сумками мы вышли на ночную улицу, дошли до угла, свернули на Красноармейскую, миновали короткий квартальчик и очутились на улице, по которой должен был пройти обоз. Фонари почему-то не горели. Глухо. Пусто. Ветер качает черные ветви деревь ев, как бы прогоняя за тучи луну, она то пряталась, то показывала свой бледный лик, обливая булыжную мостовую тусклым светом. «Бу дем ждать»,—сказала мама. Мы уселись на лавочку у двухэтажного дома. Медленно текли минуты. К домам жались молчаливые тени. Вне запно возникло движение, тени ожили. Раздались встревоженные го лоса: «Везут». Сквозь ночную притаившуюся тишину прорвалось цоканье копыт по булыжникам мостовой, ржанье лошадей, скрип телег. Только голо сов людей не было слышно. Луна, будто устыдившись, убралась за тучи. Надвигалось что-то темное, живое. Уже можно было различить приглушенные голоса и плач детей. Не только мы, но и те, кто прятался в проемах ворот, у столбов, в тени деревьев,— отделились и двинулись навстречу темно му, живому потоку. Поравнявшись, мы совали в протянутые руки ка лачи, бутылки с горячим молоком. Нам шептали: «Спаси вас Бог». За подводами шли мужики. Мама ринулась было дать им денег (ни хлеба, ни молока у нас уже не осталось), но ее отогнал конвой. Кто-то из горожан громко спросил: «Куда вас?» И чей-то плачу щий голос ответил: «В Нарым нас гонят...» Вот что высветила мне вспышка памяти всего через несколько лет, когда моя ученица сказала: «У меня було два братика. Воны по мерли, когда нас гнали». Время, казалось, остановилось. До меня наконец дошло: молча стою, опустив голову. Тишина. Как-то неестественно: дети и не шу мят, и не озорничают, Господи, неужели они боятся? От этой мысли- догадки стало зябко, по спине пополз противный холодок. Надо что- то делать, говорить. Но о чем? Машинально открыла журнал. Ага, на до проверить — все ли пришли. Не явилась одна девочка. Сказали: «брюхом мается». Раздала тетради, карандаши, ручки, учебники. Ну, а дальше что? О том, что у меня подробно расписан по минутам план урока — я совершенно забыла. В школе с педуклоном нас учили педа гогике и педологии весьма и весьма поверхностно, и эти скудные зна ния не выручили меня в трудную минуту. Неожиданно я стала читать им «Каштанку». Память в 22 года у меня была отменная. Я могла пересказывать, не заглядывая в книгу, целиком рассказы. Теперь, а минуло более полувека, когда я пишу эти строки, мне понятно: я хотела СЛОВОМ проторить тропинку к сердцам этих ребят. Пусть читатель простит за несколько выспреннюю фразу. Други ми словами не скажешь.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2