Сибирские огни № 008 - 1990
но, обильно, предлагая наглядно убедиться в полнейшей бездарности соискателя, простите, товарищи, оговорился, обладателя высшего об разования, которое на беспристрастный взгляд оказывается не выше кухонной табуретки, смех в зале, впрочем, я отклонился... И дальше, дальше блестящий проводился анализ, ошибки, нелепости, натяжки, убогость стиля, даже грамматика на обе ноги хромает, в пух и прах разгромил, выстегал, слово «товарищ» в отношении Аркадия Петро вича проговаривалось с таким очевидным отвращением, что всем мо ментально становилось ясно, кому и чему он на самом-то деле това рищ. В президиуме одобрительно кивали, там находились многие, мно гие, так или иначе причастные к судьбе Аркадия Петровича, каждый был готов долбать со своей колокольни, каждый делал последние по метки, предвкушая, словно бы готовясь переплюнуть предыдущего ора тора, и откровенно тосковал бывший пионервожатый, которому, ради объективности, выпало сказать два положительных слова и быть ос вистанным. А у соседей по галерке видит Аркадий Петрович в руках бюллютени, программку, либретто, таблицу розыгрыша, где все его прегрешения вплоть до оценок за четверть, вплоть до точного коли чества совершенных по его вине абортов, вплоть до самых потаенных мыслей, изложены типографской краской на отличной мелованной бумаге, оперативно сработано, отдает должное Аркадий Петрович. Вот и коллеги заявились, срамцы, безбожно опоздав, то ли с работы, то ли с банкета, то ли с заседания, где вырабатывали линию, стран но как-то ведут себя, один уже протырился на трибуну, лихо чешет покаянные от имени товарища Воробьева речи, другой уже достает из портфеля, третий, от которого все и зависит, удаляется с гневной спиной, а самые заслуженные в растерянности, в смятении, их не пус кают в президиум, шикают, гонят, не подступиться, кого на груди пригрели, так говорят, раньше, говорят, думать надо было. И тут Ар кадий Петрович выбирается из зала, не выдержав позора, выбирается, согнувшись, извиняясь, на него и не смотрят, увлеченные выступле нием бывшей соседки, которая, чуть не плача, натурально сморкаясь, рассказывает простыми задушевными словами, как он ей, извиняюсь, такое слово сказал, такое слово, явно что выпимши был. Кто- то из ребят выбирается следом, да наплюй, говорит Женька, давай сообразим чего-нибудь, пошли, пошли, надоело, гомонят остальные, Ваня здесь, Пятак, Понос, другие ребята, почему-то снег, слякоть, а Хомут, спрашивает кто-то, ему выступать, отвечают, ветер, слякоть, другой город, похоже на Ленинград, на углу дверь-дыра, надо про лезть, так ближе, Женька, худущий, пролазит, а он, Аркадий Петро вич, как назло, застревает в двери-проломе, хохочут над ним, помо гают, и все равно ни с места... Дик положил на грудь шершавые лапы, смачно зевает, облизывается, заодно и хозяину проводит по губам мокрым своим языком. Утром Аркадий Петрович с легкой от недосыпания головной болью, пройдясь по утреннему летнему холодку, бодрый, свежий, за ряженный на работу, привычно взбегал по мраморным ступеням, с усилием открывал тяжелую стеклянную дверь, над которой пламе нела табличка «городской комитет КПСС», здоровался с вахтером, поднимался на свой этаж, пешком, неспешно, мимо высоких,_во всю стену окон, за которыми так хорошо был виден городской пейзаж из дымов, крыш, машин, деревьев, чем выше поднимался он, тем стреми тельней, масштабней становился пейзаж, новые и новые открывались за окном горизонты. Город, косо освещенный солнцем, открывался во всей красе, разномастный, унылый, могучий, поделенный на водо- и энергоснабжение, сферу торговли, соцкультбыт, проблему транспорта, экологию, стройиндустрию, на абзацы, отчеты, таблицы, на имена, от ношения, должности... Но сейчас, незамутненным утренним взглядом, город виделся иным, цельным, хоть и громоздким, но все-таки руч ным существом, требующим постоянной заботы. В приемной Аркадий Петрович забирал ключ, отпирал кабинет, кивая, приветствуя воз
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2