Сибирские огни № 008 - 1990
приносил в руки, или носился с другой собакой, хозяин которой сни сходил до разговора с Аркадием Петровичем о собачьем питании, стрижке, купированном хвосте, форме ушей, носа, ног, об особеннос тях, милых и любопытных, своей собаки, о скорой выставке, о чум ке, о ценах на щенят и собачьих шампунях... снисходил, только бла годаря родословной Дика. Эти разговоры Аркадию Петровичу нрави лись чрезвычайно, такие вот специальные собачьи разговоры были ему по душе, он охотно соглашался на роль простака, наивного диле танта, внимающего с благодарностью суждениям истинных спецов, ценителей. Очень скоро он знал уже всех собак, гуляющих в этом сквере, и не удивлялся, что все знали Дика, собаки были самые раз ные, от болонки до московской сторожевой, на громадную пасть кото рой чуть ли не возле лица смотреть без содрогания невозможно. Ар кадию Петровичу все собаки казались красивы, и колли, и овчарки, и эрдельтерьеры, и доберманы, и сеттеры, и все остальные, породы которых он еще никак запомнить не мог, но тоже отдавал им долж ное, затаенно сравнивая со всеми своего пуделя и отмечая безуслов ное превосходство Дика. Про других же пудельков и говорить было нечего —коричневые, белые, черные, такие же серебристые — ника кого сравнения с красавцем и умницей Диком. В Аркадии Петровиче пробуждался истинный кинолог. Нахватавшись верхушек, он уже позволял себе снисходительный тон по отношению к маленьким де вочкам, играющим во владелиц породистых дорогих собак со славны ми чистопородными дворнягами на поводках. Аркадий Петрович рас цветал, когда крохотные детишки, которыми сквер был переполнен сверх меры, окружали со всех сторон Дика, а тот, словно лев, царст венно возлежал, устав от беготни, позволяя себя гладить, ерошить, тянуть за ухо, за хвост, готовно бегал за палочкой, брошенной дет ской рукой, Аркадий Петрович, поощряемый ахами-охами мам и бабу шек, расцветал, словно это он, а не пес доставил детям радость узна вания живого. Однако и другое открылось ему, оказывается, он губит собаку, не так кормит, не так стрижет, не так воспитывает, все, реши тельно все делает не то и не так, отчего становилось стыдно и хоте лось повиниться, рассказать обо всем подробно, с самого начала, оп равдаться перед суровой девочкой или парнягой с папиросой в зубах, мнение которых о нем оказалось вдруг необычайно важным. Но объ яснения никого не интересовали, точно так же, как и сам Аркадий Петрович со своими проблемами, логика была проста, даже прозрач на, взял пса, будь добр, содержи как положено. И Аркадий Петрович соглашался с этой прозрачностью, бурчал про себя, погодите, только вернитесь, я вам устрою кузькину мать, я вам рога-то пообломаю, я вам покажу, как над живым существом издеваться... Когда Дик, по забыв все на свете, срывался за какой-нибудь сучкой, через кусты, до рожки, клумбы, напрямик, нацеленный на зов плоти, не слыша бес помощно-грозных окликов хозяина, у Аркадия Петровича нехорошо делалось на душе, он бежал, в тревоге, смятении, страшась, не дого нит, не поймает, упустит пса, убежит тот через дорогу, во дворы, по теряется, пропадет!.. Догнав, наступив на поводок, притянув за пово док собаку, он без особых сантиментов лупцевал все понимающего, жмущегося к земле пса, привычно-униженно, покаянно виляющего хвостом, закрывающего при ударе глаза. Долго Аркадий Петрович сердиться не мог, неразумная все-таки тварь, ничего не поделать, обу чать надо, воспитывать, а не лупить, живое все-таки существо —аргу ментировал он свою отходчивость, умиляясь своему доброму сердцу. Но когда Дик, сделав вид, что забыл уже про свою провинность, сно ва натягивал поводок в сторону дерева, собаки, кошки, угла или прос то на какой-нибудь нужный собачий запах, Аркадий Петрович резко дергал поводок на себя: «Ну да,— говорил он Дику,— снова за свое... Ну да, конечно, наглость второе счастье...» —с показной сердитостью бранил он Дика, дергал поводок, собака покорно шла рядом, и от по корности собачьей было почему-то стыдно.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2