Сибирские огни № 008 - 1990

взглядом жену, понимая, * случае чего, здесь он всегда получит под­ держку. — Мы тут зто... помозговали, двадцать пять лет бассейну, юби­ лей, в общем... Короче, матч ветеранов, ты как, постоишь в калитке?.. Для пропаганды и развития... Один период, больше не надо. Пятак будет, Черт, Шкаф, Зайчонок, Малыш, еще ребят позовем... Ты как? Конечно... Отлично... Юбилей —это хорошо...— сказал он, не думая, только теперь, наконец, узнав до конца голос Ивана, того са­ мого Ивана, который... А ведь собирался отказаться, не вдумываясь особо в причины, не зная даже, чему бы пришлось отказывать, не все ли равно, какая разница, нет его и весь сказ, нет, уехал, заболел, за­ нят, по самую маковку уехал-заболел-занят, до конца дней своих уехал-заболел-занят... Но почему? — Ты забыл спросить — когда? —подсказала Полина, Аркадий Петрович посмотрел на нее с удивлением, действительно —когда? — но, кажется, было сказано так, приходи, отплаваешься, постучим, по­ двигаемся, Лада Семеновна привет передает... Значит, как и положе­ но, перед игрой будут сборы, глядишь, и талонов подкинут, в форму оденут, все как всегда. Но Полина, оказывается, не подсказывала, но давала понять, когда — это некогда, высшие есть интересы, жертвовать которыми он просто не имеет права, она тоже, между прочим, живой еще человек, тоже работает, тоже еще не старуха, в одиночку она колготиться не намерена, отъезд придется отложить, будут торчать в городской духо­ те, посадки погибнут, зимой чтоб соленья-варенья с нее не спрашива­ ли, с базара придется брать, с базара, детей без витаминов она не ос­ тавит, значит, и машина отодвигается, базар денежки любит, опять, как нищим, руку тянуть на дороге!.. Спорить было невозможно, причины брались с потолка, обстав­ лялись железобетонными следствиями, хотя — стоило б чуть коп­ нуть—причина была одна: причуда под названием «бассейн», непо­ нятная эта блажь, предполагала не только оздоровительный эффект, эмоциональную разгрузку, что, разумеется, нельзя не при­ ветствовать, но и бесконтрольные ночевки в городе, в отрыве от семьи, непредсказуемое общение с ископаемыми какими-то дружками, которые неизвестно что из себя представляют... Это был род недуга, не ревность, не зависть, не жадность, не вредность, не, не, не...— но и все это вместе — болезнь —самая первая, поверхностная реакция, сжать, схватить, удержать —мое — зачем, почему, там вид­ но будет, а пока уцепиться что есть сил —мое. И потом, когда насту­ пало относительное спокойствие, отрезвление, когда событие рассмат­ ривалось более или менее объективно, Полина, бедняжка, уже вы­ нуждена была упорствовать по инерции, портя кровь, отношения, нервы, уступая только тогда, когда пустяковое событие уже безна­ дежно было испорчено явным гарниром скандальности, чего сама она, кстати, терпеть не могла... Ах, Полина, она ни в чем не была уверена, ни в себе, ни в муже, ни в жизни вокруг, она боялась жить и жила как бы только из стра­ ха, закрыв глаза и как в омут, что не исключало и житейской сметки, и хватки, и практичности, но уже после, после того, как в омут. Она не знала, пошить ей костюм или связать кофточку, или поискать курт­ ку старшему, или обновить белье Павлику, или сорочку мужу, она не знала, что сегодня готовить и что завтра стирать, включать теле­ визор или собирать чай, прибрать на лоджии или побелить кухонь­ ку... Она не знала, достойна она жалости или восхищенья, когда-то знала, а сейчас забыла, и не столько забыла, сколько не вспоминала, не знала, чего и сколько и для чего положено ей в этой жизни, имен­ но ей, ни матери, или жене, или дочери, а просто ей, Полине, видящей в зеркале только мать, жену или дочь, потерявшей себя в городской толкотн^...