Сибирские огни № 008 - 1990
Он вежливо, тем не менее, ступал по коврам, значительно кивал, слушая дородную в строгом костюме экскурсоводшу с блескучим зо лотом на пухлых пальцах да в ушах-пельмешках, даже в блокноти ке чиркал по примеру примерных товарищей. Стучало в висках, гос поди, стыдоба какая, какое глумление, фанфаронство, внуки-то обхо хочутся, словами обидными обзовут — поделом, поделом!.. Две смотрительницы, седые, напомаженные, не иначе революцио нерки на пенсии, громко беседовали среди гробовой тишины про лю тики-цветочки, подчеркнуто громко, вольно, с нарочитой изыскан ностью обращенья, что вы, милочка, ни в коем случае не подрезать, явно в расчете на посторонние уши, словно заявляя об особом праве своем быть накоротке с музейной благоговейной тишиной, словно в нос пришлым тыча приближенность и посвященность... У входа серьезный мальчик в форме спокойно, в упор, как тамо женник, рассматривал входящих, группа отутюженных полковников просачивалась на смену партийцам в штатском с депутатскими на лацканах значками. Полковники отдавали мальчику честь, словно парад принимал тот, приподняв по-маршальски руку, не снижая стро гости взгляда, с порога давая настрой. Ветерок на улице, солнышко, сигарета, запах близкой реки, па роход-музей на вечном приколе, продолжение экспозиции, пацаны на роликовых досках, стрекоча, выписывают фигуры на музейной пло щади. Аркадий Петрович утих вдруг, вздохнул облегченно, ничего, сказал себе, погодим трохи, рано или поздно и эту гробницу в оборот возьмут, вот этих вот пацанов с роликовыми досками и сделают там хозяевами, по заветам, как говорится, вождя. Но прежде все было как было, и на фоне изобилия ленинских портретов, памятников, цитат, торжеств, славословий товарищ Бреж нев смотрелся скромной рабочей лошадкой, продолжателем ленин ских традиций, не более, но и не менее. Благодарно сжималось сердце, как можно так не жалеть себя, столько встреч, провожаний, поцелуев, рукопожатий, объятий, посещений, записей в книге почетных, фото графирований, приветственных телеграмм, возложений, вручений... как можно столько работать, в его-то возрасте. Аркадий Петрович вполне искренне полагал вот эту показную часть работы генсека именно сутью его работы. Чтобы все окончательно было ясно, надо сказать, Аркадий Петрович Брежнева просто любил —огрубляя, ок ругляя, не без того —такая форма все-таки предельно точно обнару живает суть отношений. Он именно любил главу партии, хотя и по нимал, насколько это чревато, внешне не проявлял, справедливо опа саясь оказаться непонятым. Хмурясь на то и на это —на отдельные недостатки — на низкую сознательность вплоть до распущенности, цинизма, поругивая министров, рабочих, крестьян, ингеллигентов, ус мехаясь на извечное российское головотяпство, помноженное на си бирский простор, сжимая плотно губы в сторону мерзкого запада, он, тем не менее, любил, словно школьник, всю эту громадную пеструю жизнь, в которой сушествовал, и частью которой, причем не малой, пребывал и дорогой Леонид Ильич. Аркадий Петрович виртуозно вла дел общепринятой в их среде формой отношения к генсеку: нарочи тая серьезность, щедро разбавленная иронией, плюс неприступный официоз, коли иронию твою, сдуру и вдруг, чаще всего по пьянке, кто- либо вытащит бестактно наружу. Да, он прекрасно владел всяческими оттенками отношения, которые как-то пустынно заменяли само отно шение, хотя вопреки логике это обстоятельство ничуть не мешало ему всем сердцем любить товарища Брежнева, просто выхлоп любви не всегда, не везде мог быть уместен, приходилось грамотно регулиро вать. Он даже как бы стеснялся своего чувства, настолько глубоким и цельным жило оно внутри, однако внутренне, затаенно, чрезвычайно гордился им, полагал в нем истинную свою порядочность, патриотич ность, даже политическую зрелость, что позволяло с остальными, не до конца порядочными, не до конца зрелыми разговаривать как бы
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2