Сибирские огни № 008 - 1990
нием, больше того, сделал это понимание профессией, получая и день ги и моральное удовлетворение за то как раз, что так полно, глубоко, по-государственному все понимает. Следовал из того понимания образ жизни, стиль, круг общения, книги, разговоры, анекдоты, мебель, ма нера здороваться, прическа...—много чего следовало из нехитрого по нимания маленькой как бы хитрости, когда каждый с каждым и все вокруг вроде молчаливо условились быть чуть-чуть хитрыми, ради, разумеется, мира во всем мире и построения коммунизма. Больше того, хотя, конечно, может быть здесь особенность ис ключительно Аркадия Петровича, но он на самом деле, например, ве ровал, будто нынешний (тогдашний) курс более ленинский, чем мог бы проводить и сам Ленин. Ну да, отчасти выручало невежество, Ле нина он практически не читал, так, две-три самые ходовые работы, настолько затрепанные, что заслугой казалось совершить усилие, вернув авторство Ленину, который, кстати, мог бы прекрасно обой тись и без этих работ, и так он кругом, куда еще больше. Но даже не многие те ленинские страницы, как бы и помимо смысла в них со держащегося, пускай и в обрамлении толкования (часто же благода ря как раз суконным убогим толкованиям), открывали вдруг такой неведомый пласт чувства, мысли, напора, который по мощи не нахо дил себе ровни в действительности. Оставалось ахать про себя, оста валось полниться неясной тоской, сожалением, потом и радостью, что вокруг все другое, сам воздух другой. Он привычно дышал этим возду хом, стараясь не думать, так чем же дышал он, Ленин, когда писал свои такие раскоряченные по нынешним меркам слова, на каком на речии изъяснялся, если теперь приходится переводить на удобовари мый язык толкований, замуровывать в то, что гордо именуют наукой, марксизм-ленинизм. Вот этот вот холодок, зазор, щель между ленин ским словом и воздухом, в котором оно существовало, этот холодок мурашками проходил по спине, томило подозрение, когда-нибудь это свершится, холодные, корявые, нервные слова, язвительно умные, не ведающие пощады, сожгут этот воздух, сожгут остатки кислорода, ко торый ловят потомки открытыми ртами, ополоски того озона, той не бывалой грозы, сожгут убийственной точностью приговора, сожгут со всем языческим хламом, портретами, памятниками, мемориалами, выжгут всю накипь, оставив человека посреди голой порушенной дер жавы, где надо будет все начинать сначала, с самого начала. Вот ког да жарко-то станет: откуда счет вести? Побывал Аркадий Петрович недавно в соседнем крае на очеред ной говорильне, где хозяева, связанные по рукам Указом, трезвой программой замучили, музей Ильича поперед всего. И впрямь музей восхитил, для восхищенья и был он задуман, воздвигнут, службу ис правно нес. Сам-то Ленин, виновник, ни при чем вроде как оказывал ся, поводом для восхищенья, не причиной даже — предлогом, не бо лее. А восхищенье к потомкам его относилось, к продолжателям и наследникам, кто выше, богаче, помпезней отгрохает. Дело не в па мятнике, даже не в памяти, дело все в том —кто. И вкус, и разум, и здравый смысл брезгливо выносились за скобки, любое сумасброд ство округлялось в патриотизм. Негласное это соревнование местных царьков, тяжба дешевых патриотических амбиций такие давали эф фекты — голова кругом. Ни разу в жизни не видел Аркадий Петрович гробниц фараоно вых, но первейшая мысль именно такой и была —натуральная гроб ница—иных масштабов не находилось. Столько мрамора, мощи, бо гатства, столько ковров, витрин, зелени, стекла, метровых фотографий, картин, диорам, восковых фигур, электроники, всяких фокусов свето вых, цветовых, пространственных... столько тупой чванливой безвку сицы —выть хотелось. Тем более знал доподлинно Аркадий Петрович, как в этом городе паршиво дела обстоят с жильем, больницами, тран спортом, школами, так же, как и в своем городе, где высится в цен тре гранитный огромный идол со товарищи.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2