Сибирские огни № 008 - 1990

дий Петрович благополучно существовал между работой и домом, между газетой и чаем, между овощным магазином и телевизором, между Диком, Павликом, Полиной, телефоном с Виталиком и еще одним телефоном, где всегда рады; на дворе с постоянством метро­ нома выбивали ковры, мужчины и женщины, молодые и старые, час за часом, год за годом, словно б новую пытку изобрело человечество, с утра и до вечера, одно и то же, все тот же мерный перестук, хлопки, удары, буханье, в будни и праздники, зимой глуше, летом громче, день за днем, год за годом, с прилежанием и упорством, от которых можно сойти с ума. И в тихий единственный миг как-то по-новому открылись Арка­ дию Петровичу прошедшие два дня, когда по воле судеб изрядно он выпивал и по собственной исключительно воле сверх всякой меры слов говорил, причем такое нес. Открытие состояло в определенном печальном сдвиге, в грустной закономерности, которая во все вре­ мена человеку дается непросто, а в случае с Аркадием Петровичем имеет и ряд обстоятельств усугубляющих. Увидев себя вторично, на трезвую уже голову, в пустом желобе улицы, увидев себя, словно пузырек воздуха, полый и тонкий, восхо­ дящий к поверхности в стремительной тьме, восходящий к океану воздуха, света сквозь неподъемную толщу воды, чтоб слиться с род­ ной средой, чтоб лопнуть, погибнуть, стать во всем себе равным, слов­ но разум, затонувший однажды, неведомый, страшный, посылал пу­ зырьки наружу, сигнализируя в вечность о месте гибели, понял он вдруг, поменяв верх и низ, ничего не нарушив, никого не задев, во­ преки линейности жизни, вопреки законам ее, этот пузырек из буду­ щего стал вдруг восходить в прошлое, легко, невесомо, чисто, обнару­ жил новый для себя центр тяжести, новое притяжение, именно в прошлом, которого, как вывел непреложно Аркадий Петрович, нет и быть не может. Так куда же поплыл пузырек? И не будущего — покинутого — было жаль ему, не иллюзий житейских насчет обманного этого будущего было жаль, нет, опыт существования достаточно закалил его в этом смысле, но жаль оказалось иного. Так вышло, причем не по его вине, какой-то хитрый тут закон виноват, увлек за собой и домашних, в гроздь пузырь­ ков превратилась семья, хотя, казалось бы, смещение центра жизни такое интимное внутреннее дело, причем здесь прочие, пускай бы жили себе как жили, но неумолимость свершения заставляла всю гроздь их, тихо, стремительно, восходить в прошлое — и свое, и роди­ телей, и прародителей, и туда, где нет уже ни семьи, ни рода, где только народ растворяет в себе человека. Да отчего же свершилось странное то ошущение, примера которому во внутреннем опыте он не мог отыскать: пузырек, океан, разум, верх или низ...—о чем бы все это? По роду инструкторской своей деятельности Аркадий Петрович больше тяготел к фактам, желательно в цифровом выражении, но цифр пока еще не поступало, а факт состоял в том, что накануне исторической партконференции он попросту трусил. Трусил даже не потому, что грозило бесславное сокращение, про сокращение знал давно, был готов, отчасти и рад, видя в предстоящей перемене хоть малый шанс жизни иной, свободной от прошлых долгов, обязательств, свободной от прошлого хлама, который сам же и накопил. Перемена его обмануть не могла, но радость была уже от самой возможности перемены, а вдруг и впрямь все еще обернется не так, вдруг и впрямь засучит он рукава, засучит — и нос утрет, покажет кузькину мать, го­ ры своротит — словно бы новеньким собирался он быть в новой школе, в новом классе, в новой жизни, где все будет внове, и тетрадки, и ребя­ та, и пейзаж за окном, и друзья, и враги, и учителя, и, главное, но­ вым новеньким —станет он, такой поначалу скромный и вдумчи­ вый, таинственный, благородный... Сокращения он не боялся, един­ ственное, обидно, что он, такой преданный, вдруг оказался ненужен, 22