Сибирские огни № 008 - 1990

рой ему (да и ей тоже) не видать настоя­ щего счастья. В. Мурзаков расстается со своим геро­ ем в начале нового витка его жизни, ког­ да Локтев, оставшись у «разбитого коры­ та», пытается нащупать выход из угла, в который он сам себя загнал («Сергей по­ стоянно думал, как все исправить, но ни­ чего не придумывалось»). Прежде, чем окончательно распро­ щаться с Локтевым, мы знакомимся еще с одной любопытной фигурой, неожидан­ но возникшей на пути Сергея, — фигу­ рой вроде бы эпизодической, даже слу­ чайной (подумаешь — подсел в дороге в машину попутчик, от нечего делать рас­ сказал о себе!), фактически никак не связанной с предыдущими событиями, тем не менее принципиально важной для более углубленного понимания об­ раза главного героя, его драмы. История, которую рассказывает автор о локтевском попутчике — пекаре геоло­ гической партии по кличке Старик, — представляет собой своего рода литера­ турную матрешку — повесть в повести. Такой композиционный прием писатель выбрал не случайно. Он позволяет авто­ ру соотнести две развивающиеся неза­ висимо друг от друга, но в итоге оказы­ вающиеся перед одними и теми же, в сущности, морально - этическими и нравственными проблемами, человече­ ские судьбы, соотнести, чтобы четче про­ следить тот путь, на который ведет ложное понимание свободы и независи­ мости, вообще тесно связанное с пред­ ставлениями о смысле и ценности жизни. В отличие от Локтева, Старика «петух клевал» крепко. С тринадцати лет, в Трудную послевоенную пору, Старик в колхозе «под мешком», работал наравне со взрослыми. А юношей он на многие годы попадает в колонию — всего за шапку украденного колхозного зерна отвалили ему по жестоким законам ста­ линской эпохи полной мерой, «да еще с верхом». В родную деревню Старик не вернулся, остался после лагерей на Се­ вере. Короче говоря, навидался и нахле­ бался всякого. Впору от всей души посо­ чувствовать изломанному жизнью че­ ловеку. Но, как не спешит автор осуждать Локтева, так не торопится он и с сочув­ ствием Старику. И на это у него тоже есть причины. Дело в том, что уголовником и потом бродягой-сезонником, скитающимся по геологическим партиям, Старик стал... по собственному желанию. Та самая несча­ стная шапка зерна была украдена вовсе не от голодного отчаяния, как нередко тогда и случалось. «В урки записался Старик», наслушавшись легенд о фарто­ вой зэковской жизни. То есть, как ви­ дим, на примере человека уже иного, чем Локтев, поколения, В. Мурзаков как бы подтверждает весьма близкую ему мысль о том, что далеко не всегда в не- сложившейся жизни виноваты только обстоятельства. Больше того, убежден писатель, зачастую и не в них славная причина, а в существе самой личности. Несмотря на разницу в возрасте и био­ графиях, в чем-то главном и Старик, и Локтев схожи. Может быть, в том, что оба, в свое время сознательно оторвав­ шись от родной почвы, от корней, поте­ ряли прочные связи с миром и превра­ тились в перекати-поле. Подспудно Локтев чувствует это. Рас­ сказ старика о себе его одновременно и волнует, тревожит, и раздражает. «Пус­ тил жизнь по ветру и доволен...» — ду­ мает Сергей, слушая исповедь Старика, но в глубине души понимает, что почти то же самое (оттого и злится) может сказать и о себе. С той лишь, пожалуй, разницей, что доволен-то собственной жизнью к моменту их первой встречи больше сам Локтев. А от того, наверное, он, Локтев, слепо отдавшийся стихии жизни, и нуждается в сочувствии гораз­ до больше. Он, а не Старик, который давно все понял о себе, и не первый раз уже пытается наладить какую-то новую, гораздо более осмысленную, основа­ тельную и полезную жизнь. В нем зреет, заполняет его (чего как раз остро не хватает Локтеву) потребность быть кому-то нужным, необходимым — не­ важно кому: непутевой ли женщине, с которой он безрезультатно пытался свя­ зать жизнь, или подобранному на улице щенку. Потребность Старика находит, наконец, достойное применение: никогда не имев­ ший настоящей семьи, детей, он с жа­ ром берется помочь живущей с ним по соседству молодой чете, как собственно­ го внука, самозабвенно нянчит их ребен­ ка. И когда с отцом малыша случается несчастье, Старик, не раздумывая, берет годовалого Никитку на свое попе­ чение... И еще раз Старик оказывается локтев- ским попутчиком. Теперь уже с малы­ шом, которого взялся доставить в Моск­ ву, куда уехали его родители. «Выглядел Старик вполне счастливым, он все сю­ сюкал над своим внуком, повторяя одни и те же фразы: — А что мы скажем маме, когда приедем? Мы уже ходим, мама, вот что мы скажем маме». На наших глазах самая обычная жи­ тейская фраза приобретает особый смысл и значение, ибо «мы» здесь не только сделавший первые шаги ребенок, но и сам Старик, пробующий новую для него жизненную стезю, обретая на ней духов­ ную в себе прочность и устойчивость. Ну, а Локтеву, с которым читатель расстается теперь уже окончательно, еще предстоит сказать эти, исполненные глу­ бокого смысла, слова. А в то, что —при­ дет час — и Сергей тоже их сможет се­ бе сказать, верится. Потери близких лю­ дей (смерть матери, уход Ларисы), встре­ чи со Стариком не прошли для него бес­ следно: нравственная переориентация, перестройка души началась и в нем. Повесть «Мы уже ходим, мама» вызва­ ла большой интерес всесоюзного читате­ ля. Она стала лауреатом журнала «Наш современник» (1976 г.), где впервые была опубликована, за лучшее прозаическое произведение года. Для творчества же В. Мурзакова вещь эта стала по-своему этапной. Во-первых, повестью «Мы уже ходим, мама» В. Мурзакову в разгорев