Сибирские огни № 008 - 1990

Прав лесничий. Горячие и горькие сло­ ва (стр. 28-я и 29-я). Хорошо описан Юрьев-Польский. Таких полевых горо­ дов в Европе нет, это радость и счастье. Глотовскую церковь нельзя перенести из глуши «в более доступное место для того, чтобы привлечь многочисленные экскурсии». Тут я с В. Солоухиным не согласен. Памятник культуры должен оставаться на древнем месте, в своем родном пейзаже,—на той земле, на ко­ торой он народом и был возведен. Гло- товский памятник — украшение края. Историческое место нельзя обеднять, думая лишь о туристах (этих туристов развелось повсюду за последнее время тучи, они на Западе все древние места затоптали, развратили мальчишек, а на­ селение этих мест на глазах изменилось. Были люди, а превратились в жадных торгашей. За каждую травинку хотят выручить деньги). Сейчас относительно перенесения памятников культуры на иные места (более доступные для тури­ стов) во Франции серьезно спорят. (В Норвегии я видел музей на открытом воздухе. Там собраны образцы деревян­ ного древнего зодчества. Доход большой, но, откровенно говоря, мертвы эти му­ зейные деревни. Радостно после такого музея увидеть древнюю живую избу на берегу озера. Народ ею гордится.) Не нужно обижать народ, он за века и без того обижен... (В Торопце была велико­ лепная кафельная старинная печь, а ее в музей увезли. Столицы все хотят взять, но надо же и Торопцу перед людьми чем-то покрасоваться)». Вместе с письмом Зуров прислал вы­ резку из французской газеты со статьей о перенесении памятников старины на новые места. Я пришлю Вам позднее перевод этой статьи и, если хотите, дам для ознакомления и подлинник. К со­ жалению, отдать совсем нельзя, так как он мне нужен будет. А. Бабореко. С Леонидом Федоровичем я потом не­ сколько раз встречался в Париже. Был у него в гостях (в бывшей квартире Бунина, но уже сильно «сокращенной» и целиком почти заполненной кожаны­ ми сундукообразными «бунинскими» че­ моданами), Там хранились бунинские архивы. Леонид Федорович дал мне по­ держать в руках бунинский Нобелев­ ский диплом и подарил книжку своих рассказов «Марьянка». Веры Николаевны тогда уже не было. Начиная с этого письма, из экономии места, а в некоторой степени из этиче­ ских соображений будем опускать обра­ щение (уважаемый, дорогой и т. п.), а также начальные строки, содержащие главным образом излияния чувств. В большинстве случаев будем опускать и подписи, поскольку невозможно те­ перь у каждого приславшего письмо спрашивать разрешения на его опубли­ кование. Так что не надо удивляться, если некоторые письма будут и начи­ наться, и кончаться отточиями. Для тех же, кто усомнится в самом существовании писем (если писатель^ сочиняет целые романы и повести, то долго ли ему сочинить письмо!), мы бу­ дем бережно хранить оригиналы с их подписями и даже адресами. * * * ...Мне очень жаль одного моего зна­ комого, старого человека. Преступление, совершенное в конце 40-х годов нашего века в Москве, продолжает угнетать его, а ныне и меня и многих наших знако­ мых. В прямом и косвенном смысле это деяние можно назвать преступлением! Моему знакомому, Николаю Алексее­ вичу, 73 года. Хотя он и коренной моск­ вич, но в Москве постоянно живет лишь с 1957 года (в войну и после нее он ра­ ботал на одном уральском заводе.) Его отец погиб в первую мировую вой­ ну и был похоронен на московском «братском кладбище», которое было открыто в 1915 году по решению город­ ской думы для захоронения москвичей, павших в боях 1-й мировой войны и умерших в госпиталях. Кладбище нахо­ дилось на землях бывшего села Всех- святское (ныне это район Песчаных улиц и ул. В. Ульбрихта и метро «Со­ кол»), Кладбище было ликвидировано в конце 40-х годов, в связи с застройкой жилого квартала. В сквере за кинотеат­ ром «Ленинград» сохранилась могила студента Московского университета Шлихтера Сергея Александровича, умер­ шего от ран в госпитале. Сергей Шлих- тер — это сын Александра Григорьевича Шлихтера, который был видным пар­ тийным и советским деятелем, ученым- экономистом. В дни установления Со­ ветской власти в Москве Александр Григорьевич был комиссаром военно­ революционного комитета, а затем в пер­ вом Советском правительстве — нарко­ мом земледелия. Могилу его сына сохранили! Мой знакомый, Николай Алексеевич, — один из немногих, кто приносит на эту могилу цветы (не считая, конечно, родственников Шлихтера). Николая Алексеевича часто спрашивают при этом: «Почему здесь могила?» Он отве­ чает: «Здесь было военное кладбище». Вот и весь его ответ. Я знаю, что здесь были похоронены его отец и дядя. Их могилы, как и мно­ гие сотни других, исчезли. Когда-то в далекие и горестные годы к этим липам, кленам и березам привозили мертвых наших земляков и хоронили, многих в братских могилах. Было надгробное ры­ дание близких и неблизких им людей, дьяконы возглашали: «Упокой господи души усопших раб твоих... за Родину на поле брани убиенных... и сотвори ты им вечную память!..» Все пели: «Вечная память, вечная память». Здесь были погребены георгиевские кавалеры, в том числе и женщины: «сестры милосердия» — санитарки, а где липовая аллея, стояли памятники в ви­ де пропеллеров на могилах погибших летчиков. Об этом можно читать в ста­ рых книгах. Рабочие фабричных слобод, студенты и много всякого люда всех со