Сибирские огни № 008 - 1990
отсутствовала равнодушная вежливость, и мне. захотелось с Вами долго, долго разговаривать о разных вещах (хотя бы в письменной форме) и показалось, что Вам не будет это скушно. И в-четвер тых, — уже отослав Вам свое письмо, я снова села за книжку и прочитала «Тер новник», и тут мне захотелось писать Вам еще письмо, вдогонку первому; а теперь у меня есть все основания Вам написать, ответить на Ваше письмо. И вот я с радостью пишу его, вычитав Ваш деревенский адрес из Вашей же «Капли росы». Ну, чтобы отвечать по порядку, сна чала несколько слов о «Терновнике». Очень хорошо, что эта небольшая по весть написана, что она замыкает собой кольцо — две предыдущих повести. И очень хорошо, что все три они изданы одной книжкой,—только так их и нуж но читать. Сначала, начав читать «Тер новник», я несколько подосадовала: «Неужели уедет, неужели поедет от сюда на юг, и мне придется читать о черноморских краях, так хорошо мне знакомых? Как жаль!..» Но по мере чтения дальше, по мере того, как Вы заговорили о Пицунде, о Грузии самой, эта досада прошла и уступила место другому чувству: «Да, да! Это все имен но так. В этом сказочном краю можно веселиться и наслаждаться,—но недол го!» И так легко и сладко вздохнула душа, дойдя до чудесных тихоновских строк — «потому что поселиться в этом крае я не мог». И когда уехали Вы обратно, домой, в сырой свой осенний лес, пахнущий грибами, и увидели снова милый свой колючий терновник, и я, наконец, за крыла эту необыкновенную книгу, то подумала: «Господи! Когда еще так бы ло, чтобы так сильно захотелось крик нуть во весь голос этому человеку: «Да! Да! Да! Тысячу раз да! Все это так и все это правда». Одним словом, закрыв книгу, я была очень довольна тем, что письмо к Вам уже послано и что все те волнения, ко торые снова поднялись в душе после «Терновника», уже запечатаны в кон верт и отосланы к Вам. И, признаться, мне ужасно хотелось, чтобы Вы поско рее получили мое письмо и прочли его, и я так была счастлива, наконец, про читав первую строчку Вашего ответа: «Ваше письмо меня очень взволновало». Как это хорошо, когда человек спосо бен волноваться. До чего надоели все эти равнодушные, спокойные, «все по нимающие» люди. Дорогой голубчик Владимир Алексе- ич! Самое приятное в Вашем письме было для меня то, что Ва-м_ захотелось поговорить со мной о Вашей новой кни ге. Мне бы очень хотелось, чтобы Вы, не дожидаясь осени (когда Вы возврати тесь), если это Вам не обременительно, написали бы мне немножко о ней. Я буду до августа в Москве, а возможно, и в августе, если уеду, то ненадолго, и адрес мой остается прежним. (Сын мой проведет июль вместе со своим отцом, у него будет отпуск,—они обычно так делают,—а в августе куда мы с ним, и как и что/ пока неясно). А какой долж на быть Ваша новая книга, хотя бы по Вашим замыслам, мне очень, очень интересно. Может быть, Вы в самом де ле задумали роман в форме лирического повествования,—так, как мне бы того и хотелось от Вас. Ужасно хочется по чему-то именно таких книг, может быть, оттого, что в них непосредственное об ращение к читателю, и больше непосред ственности в изложении и самом расска зе, и оттого, что в таких книгах не надо выдумывать сюжет и затискивать в не го героев,— а все это движется само по себе и редко бывает придуманным. Может быть, с точки зрения литера туроведения я неправильно называю то, что я имею в виду, «лирическим рома ном», «лирическим повествованием». Но Вы ведь понимаете, о чем я говорю. Как бы много персонажей и характеров ни населяло бы книгу и в какие сюжет ные переплетения между собою они бы ни вступали, все это, тем не менее, мо жет носить, на мой взгляд, форму лири ческого повествования. И мне думается, что это и есть Ваша своеобразная мане ра, и не надо от нее отказываться, а наоборот, дай Вам Бог ее развивать и дальше. И, по-моему, вообще лучше Вам писать прозу, а не стихи; уж ежели человек не может писать хорошей про зы (а часто это бывает оттого, что ему сказать нечего, прозу из пальца не вы сосешь), тогда уж ему остаются стихи, как способ литературного изъяснения. Простите меня, Владимир Алексеич, я не собираюсь Вам что-то указывать или чего-то от Вас требовать, а просто я говорю о том, какую книгу хотелось бы взять в руки, если на ней значится «В. Солоухин». Это мое абсолютно субъективное лич ное желание, так сказать, читательский каприз. А раз уж Вы сами захотели со мной поговорить о Ваших новых замыслах, то я буду просто счастлива. Напишите мне, пожалуйста, я просто очень прошу Вас,—ну, разумеется, если Вам захочется поделиться своими мыс лями, не дожидаясь осени. Очень хочет ся Вас послушать. О себе я и так Вам более чем доста точно наболтала. Вообще-то, я не очень люблю рассказывать о себе другим, но так уж вышло — письмо к Вам написа лось само собою. Тот день, когда в Союзе обсуждался роман В. Дудинцева, я хорошо помню. Роман этот я и тогда считала, и сейчас считаю, большим гражданским подви гом писателя, а его геров — Лопаткина, Дроздова, Шутикова, Надю,—талантли во сделанными очень глубокими типи ческими обобщениями. Хорошо помню отличное выступление К. Паустовского на этом обсуждении и всю атмосферу того вечера. Роман у меня хранится в своем первоначальном журнальном ви де; кажется, изданный позже, он пре терпел слишком большую правку. И В. Дудинцева я продолжаю глубоко ува жать и считать рыцарем правды и доб ра.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2