Сибирские огни № 008 - 1990

все измены и прокляты все обретения, и выросли дети, и каждый зна­ ет норму, то можно признать уверенно, сообщество людей за столом было почти родственно, хотя и родственные связи давно уже не при­ мер в нашем мире. Когда-то их было много — стая — так много, что до сих пор уди­ вляются, как же встречались они, как рассаживались, где умеща­ лись, а вот так и умещались, расползаясь по всей квартире, занимая ванну, туалет, кухню, балкон, подъезд, скамейку во дворике, качели, телефонную будку... везде они сидели, курили, пили, ели, хохотали, целовались, пели, дрались, плакали, снова пили, снова целовались, снова хохотали, господи, сколько же они хохотали, всегда, везде, бес­ прерывно стоял громовой хохот... И потом, когда появлялось соб­ ственное жилье, то комната, то однокомнатная, а то и вовсе удачный обмен выпадал, они по-прежнему набивались туда, словно добровольные узники дружбы, братства, любви, молодости. Но квартиры увеличивались, а компания уменьшалась, незаметно, тихо, из года в год, по причинам вполне уважительным или вообще без причин, полногабаритные хоромы теперь всего несколько пар и видели, дорогие сервизы и наполовину в дело не шли, всего-то ниче­ го их осталось, но ведь и такая встреча казалась теперь многолюд­ ством, и такое событие было как встряска, у каждого в ушах еще стоял гул, шум, словно бы ревел безудержный прибой молодости, пы­ лали от того щеки, шально сверкали глаза, томились лихие в прош­ лом вояки, жеманились разбитные в прошлом красотки, ничего не поминалось вслух, ничего, разве что обычное, кто, где, как, ну надо же, равнодушно удивлялись они. Появилась на той рядовой вечеринке девочка, которая никуда и не пропадала, просто вдруг выросла, расцвела, даже еше не вырос­ ла, не расцвела, однако разглядеть в ней некий прелестный бутон уже было можно даже без особой поэтической натуги. Аркадий Пет­ рович обреченно влюбился. Он знал за собой такое, знал, воспарит да приземлится, помечтает, покручинится — переможится. Знала и По­ лина про это невинное в общем обыкновение мужа, влюбляться пыл­ ко и безоглядно на краткое —отпущенное долгом и приличием — вре­ мя, знала и смотрела сквозь пальцы, на глаза не лезла, не пеняла, не вышучивала, щадила, умница. И Аркадий Петрович, как оно и было загадано, Полину ценил, полнился ответной благодарностью и повода не давал, только печалился. Все прекращалось как-то само собой, не названное, не опороченное словами, словно бы рождая горечь не- сбывшейся снова судьбы, не задевая ни единой души вокруг. Тут была тонкость: в компании, где все обо всех знали досконально, слабость Аркадия Петровича, словно по молчаливому уговору, проходила как слабость простительная, отчасти и благородная именно в силу очевид­ ной ее невинности, что не мешало собравшимся как бы слегка, наме­ ком, исключительно тонко, выявить понимание, благородство и такт, взглядом, паузой, дрожью губ, рождая трепетное состояние душев­ ной расслабленности, которое не могло в себе не нравиться и за ко­ торое следовало быть благодарным влюбчивому Аркадию Петровичу и законной его, Полиночке, уж она просто прелесть, само терпение, искренне восхищались подруги, подутратившие свежесть, но возымев­ шие шарм. Поэтому, когда именинница вдруг стала подкалывать Аркадия Петровича, «козла старого», с полнейшим, по ее мнению, добродушием, даже любовью, как свой своего, дальним намеком слов­ но бы подводя собравшихся к мысли, что она, хоть ей и стукнуло, то­ же еще ничего (впрочем, шутливо, очень даже шутливо), когда именин­ ница вдруг стала гримасничать и язвить, закатывать глазки и прыгать на колени к Аркадию Петровичу, то ли перебрав, то ли желая шоки­ ровать, то ли понимая так некую богемную светскость, когда именин­ ница пошла вразнос, видя, что Аркадий Петрович, как и все ее гости, понял только верхний слой, только дружелюбную язвительность, а истинного смысла, что она тоже еще вполне, тоже еще ничего, прочи-